Второе сердце
- Вы уверены, что действительно хотите сделать это? - голос врача возвышался над ней, словно она находилась у подножия огромной скалы и удивленно смотрела на нее красными от слез глазами. - От вашего решения зависит вся ваша жизнь.
Все вокруг такое белое, чистое, невинное... И лишь ее душа обуглилась, словно никчемная деревяшка, от сжигавшей ее внутри боли и ненависти к человеку, которого несколько недель тому назад она столь же обжигающе и безумно любила.
- Я уверена. - она пыталась выразить свои чувства как можно короче, потому что боялась, что ее голос выдаст все противоречие ее чувств, кипящий в недрах организма, но все равно не могла сдержать дрожи и слабости перед судьбой.
- Хорошо. - на один безумный миг ей показалось, что глаза врача загорелись алчным желанием, но этот яркий огонек мгновенно изчез, оставив после себя лишь кротость и меланхоличную печаль, свойственную врачам женской консультации. - Вы посидите пока, подождите здесь, а мы должны приготовить все... к операции. - произнеся последнее слово, она посмотрела на нее осуждающе-молящим взглядом, прожигая глазами ее лицо, но в ответ поймала лишь полный отвращения и неприязни вид пациетнки.
Одна таблетка - одна жизнь. Совсем скоро, спустя какие-то крошечные полчаса она избавится от единственной болячки, остро нарывающей на ее сердце, от последней ниточки, связывающей ее с прошлой жизнью - от их неродившегося ребенка.
Она думала... Думала долго и мучительно, пытаясь выстроить в своей обезумевшей от горя голове план всего происходящего, но каждый раз ее хрупкая башенка надежды отчаянно рушилась, и бурно катившиеся по крутому склону камни вкрадчиво шептали ей, опутывая ее сердце смертельными лозами внушения "Уничтожь, уничтожь!". И она, мятежно следуя этому коварному голосу, рушила все... Она раздала все золотые украшения абсолютно чужим людям, надеясь, что вместе с жалкими блестяшками передаст кому-нибудь крохотную толику своей боли и ненависти. Она рвала одежду, жгла письма и те, словно взмаливая ее пощадить их, тихо и печально шипели и легонько потрескивали... Она самоуничтожала себя, она упивалась, наслаждалась безумной радостью страдать, разрывать свое сердце на мелкие кусочки... И лишь один крохотный человечек каждый раз останавливал ее. Ребенок. Их ребенок.
"Он не имеешь право жить!" - мелкий щебень с печальным стуком, словно оплакивая ее судьбу, секунду за секудной шептал ей на разгоряченное от кипящей ненависти ухо свой приговор.
У матери не будет ребенка. У бабушки не будет внука или внучки. У ребенка не будет жизни. Разве ей не говорили, что ребенок - это богословение Небес? Многие матери годами молятся, лишь бы забеременеть, а она желает, мечтает уничтожить живущее в ее чреве крохотное создание. Ее родную плоть, ее второе сердцечко, все еще слабо, но уже упорно бьющееся под ее холодым, словно айсберг, собственным сердцем.
- Все готово. Можете пройти в палату. - от заволакивающий ее сознание раздумий ее отвлек твердый и неприлично саомуверенный голос врача.
- Я не могу. - она сама не поняла, как эти слова сорвались с ее губ и полетели в больничную даль.
- Простите, что? - доктор уставился на ее покрасневшее от смущения, волнения и мельчайшей частички радости лицо.
- Я не могу. Извините. Пожалуйста.
Слова были лишними. Они не могли выразить всего, что творилось в ее душе. Нет, ее сердце по-прежнему пылало от ненависти, губы шептали непонятные и бессмысленные проклятья, а душа отчаянно рвалась наружу, туда, где осталась хоть толика счастья... Но нечто новое, молодое и некрепкое, пробивалось в руинах ее разрушенной жизни, что теплое, родное и мудрое. Он будет жить. Хотя бы в памыть о ее былой любви.