Утро. Зной ещё не коснулся кожи. Лёгкая тревога сбрасывает одеяло. Кажется, звонили? Глупые волны оставили на пороге свёрток. В нём – моё счастье. Оно улыбается и зовёт в море. Постой, чудо, мы ведь не сможем вернуться! А кому нужны старый дом и пустая постель? Вода омоет тебя. Вода - колыбель. Вода - могила. Ты не сумеешь опоздать. Идём.

____________________________________________________________________

Разлетаются листья, путаясь в клёшах, разлетаются птицы, прощаясь почти навсегда. Разбегаются люди, унося с собой кто обиду, кто память, а кто и надежду никогда не встречаться. Странные люди, понять их невозможно. Как отказаться видеть чувство, не слышать стихов неба, не пить воду, которая ещё вчера была снегом на его окне.

____________________________________________________________________

Маленькая Капля жила себе в колодце и горя не знала. Иногда в воду плюхалось большое ободранное ведро, забирало многих её сестёр, и, с громким хлюпом разрывая зыбкую поверхность, убегало наверх. Капле очень хотелось узнать, что там, наверху?...Однажды, когда ведро снова плюхнулось, Капля ухватилась ручонками за край. И из мягкого зелёного сумрака вылетела на воздух. Её оглушил птичий щебет, ослепило солнце, она задохнулась и зажмурилась. Ведро качнулось. Капля не удержалась и упала в лужу, где ненадолго задержалась, знакомясь с её обитателями… Тем временем небо покрылось тучами, и Дождик на длинных ногах большущими шагами зашлёпал по земле. Капелька потянулась к нему: "Возьми меня с собой, братик!" Дождь рассмеялся: "Мала ты ещё, подрасти!" Лужица проснулась, и весёлый ручей, хохоча и приплясывая, увлёк Капельку в путь. Она видела мокрых кур на улице; рваные облака, бегущие по небу; умытые деревья; чувствовала свежий ветер и была совершенно счастлива... Миновав тихую сонливую речку, Капля упала в Море, которое грузно зашевелилось и завздыхало. За те несколько дней, что Капля носилась по морю, она нашла себе друзей - суматошных чаек, косолапых утят, ленивого и мудрого сома, юрких пугливых колюшек… Но однажды Капелька решила - хватит. Хватит плавать. Пора менять образ жизни. И она, озоруя, вскарабкалась на весло рыбацкой лодки. Весло плавно вышло из моря. Солнышко, большое и доброе, коснулось Капли, и - ах! - полетело лёгкое облачко пара. Вечером того же дня бабка Грозовая Туча с ворчанием и грохотанием отвезла её на материк. И над нашим городом пошёл снег. Помнишь снежинку, что долго кружилась над шапкой и, в конце концов, растаяла на твоём носу? Это была наша Капелька.

Хм. Действительно, бредятина.

Малыш, послушай старую суку. Ты любишь её до дрожи в мохнатых ногах. Ты готов на драку, на смерть, на позор, лишь бы она поцеловала твой холодный нос. Послушай меня, и поверь - не это ценят люди. Будь всегда у кровати, носи тапочки, не тронь кошку, тебя всё равно выбросят и забудут, что ты был. Непокорных принять трудней, согласна... Глупец, ты поймёшь, что любить можно лишь себя да своих щенков. Но на какой помойке придёт это понимание…

____________________________________________________________________

Твою тень я вижу рядом. Твой шёпот я слышу ночью. Твои руки держат моё благоразумие. Твои глаза не дают мне плакать. Что в имени тебе моём? Где грань между тобой и отчаяньем? Ты не пускаешь ко мне пустоту, но наполнить не можешь. Почему я терплю, почему не могу оттолкнуть молчание - единственное, чем ты щедро даришь меня? Наверное, потому, что очень хочу однажды услышать твой голос.

Брак без любви - разнополое содружество. А если и дружбы нет? Тогда - симбиоз. Так и живём. Дерево и лишайник. Лев и гиена. Акула и прилипала. Расторжение? Расторгнуть можно союз. Отторжение? Кто из нас – чужеродное тело? Разложение? То, что не жило, не может умереть. Извержение? Бесплодная земля не имеет права на скорбь. Приложение? Да, я - твоя тень, твоё эхо, твой последний шанс.
____________________________________________________________________

Полночь. Уже почти не пахнет дымом, посуда, чистая и усталая, дремлет на положенном месте. Кот сосредоточенно наблюдает за бьющейся мухой. Сумрачное состояние - похмелье, наказывающее за счастье взахлеб. Уверенность куда-то завалилась; на кухонном полу - совершенно потерянный и беззащитный человек. Кто, что и зачем он? И, главное, кому нужно, чтобы он жил? Какой крепкий крюк, какой острый нож, какое широкое окно...
А, лесом. Сто грамм - и на боковую. Она вернется, ведь дверь не заперта.

____________________________________________________________________

Звук пощечины рвет тишину в клочья. Удаляющийся стук каблуков, истеричный смех, хлопает дверца стоящей у обочины машины. "Девушка, вас можно?" Да, теперь меня можно. Ты сказал, что мы ошибались, что я неправильна, невыносима, что мешаю думать здраво. Думай, милый, думай, а меня теперь можно, всем и всегда. Ведь сейчас я знаю, как перестаёт дышать тот, кому сказали "нет". Живите, существуйте, подходите, разбирайте. Бесхозным имуществом не интересуетесь?

Интересные зарисовки-миниатюры. "Монолог Суки", "Симбиоз" и "Звук пощечины",- дорогого стоит... "Полночь",- лставляет двойственное ощущение: с одной стороны: чистая посуда, кот,- атрибуты женского мировосприятия, с другой: "Она вернется". Может, все-таки не "Она" а "Он"? И еще, чисто оформительское, может: "А... лесом..." Многоточие как-то лучше передает паузу такого рода.

На маленьком необитаемом острове в Тихом Океане росла Пальма. Нет, там было много других деревьев, бегали мелкие грызуны, летала куча разноцветных попугайчиков, но... Речь в этой сказке пойдёт о Пальме. Ей было много лет - восемь или девять. Немало бурь и затиший повидала она за эти годы, тропическое солнце безжалостно палило её мягкую макушку, солёная вода подмывала корни, а она этого не замечала. Листья становились жёстче, корни крепко держались за землю и пили свежую родниковую воду, отвергая морскую. Но и этого Пальма не чувствовала. А что же она делала? Может, спала?
Пальма мечтала. И думала. Мечтала о Большой земле и думала, как туда добраться. Она была одинока на острове среди других пальм, она хотела посмотреть на тайгу, сельву, тундру. По ночам ей снились снежные равнины. (О снеге ей рассказал знакомый гусь.) Поначалу грёзы были немыми, но потом молчание стало тяготить Пальму. Тут (очень вовремя) приковылял единственный на острове Осёл и глубокомысленно уставился на мечтательницу.
- Здравствуйте! Вы когда-нибудь видели людей?
- Угу, - ответил Осёл.
- А снег? - не веря своему счастью, спросила Пальма.
- Угу, - ответил Осёл, начиная жевать кору.
- А большие-большие кедры? - в ожидании ответа замерло наивное дерево.
- Угу, - ответил Осёл, жёлтыми зубами обдирая кору с другой стороны.
Найдя благодарного слушателя, Пальма пустилась в пространные рассуждения о том, чего никогда не видела и до дрожи в листве хотела бы увидеть. Не чувствуя вгрызающегося в ствол Осла, она поведала ему все свои детские фантазии; и хотела было рассказать про транзитного гуся, как почувствовала (впервые, и впоследнии...) некоторый дискомфорт по поводу отсутствия подачи кислорода. Она тихонько охнула и с шелестом упала на песок.
- М-да, - раздумчиво сказал Осёл и стал объедать листья.
А вокруг летали попугайчики.

____________________________________________________________________

Ночью все кошки серы.
Неверно. Я - чёрная. Даже в полной тьме моё тело сияет мраком.
Вороны черны по природе своей. Генотип такой, понимаешь?
Ложь. Я - белая. Настолько белоснежная, что хочется зажмуриться.
Нет ничего прочнее гранита.
Думаешь? Коснись меня губами. Чувствуешь, я таю.
Мыльный пузырь - близнец бабочки-однодневки.
Жаль, что я не знала этого миллион лет назад.
Константы - химера, иллюзия. Забудь меня. Зачем думать о дыхании?

Здорово!
Но последнее,- стихи, причем хорошие!
И в порядке нелитературного брюзжания: если пальме повредить ствол, то она почувствует недостаток воды а не кислорода. Кстати, судя по тому, как быстро описанное Вами растение упало, это скорее банановое дерево, а не пальма. (Хочу видеть того Осла который способен обглодать пальмовый ствол! На это даже козлы и дикобразы не способны, по крайней мере у нас, в Негеве)

Его боялись все. Незнакомые - так как не знали, чего от него ждать, знакомые - потому, что видели, на что он способен. Он был нагл, огромен и рыж. Имени - во всяком случае, такого, на которое он пожелал бы отозваться - у него не было. Да и того, кто мог позвать, в природе не существовало. Друзей не было тоже - кто добровольно позволит помыкать собой? Подругой - такой, чтобы считаться - он обременять себя не собирался. Никому не быть должным ничего - ни куска, ни удара - вот к чему привык этот кот.
Шляясь однажды по крышам в поисках развлечений, он заглянул в маленькую мансарду. Увиденное заставило замереть с поднятой лапой. На кровати, разметавшись, спала девушка. Медные волосы каскадом сбегали на пол. Юное тело притягивало, как свежая рыба. "Только разгляжу получше," - обещал он себе, зная, что уйти не сможет. Переступив через подоконник, кот опрокинул стакан с карандашами (что за неловкость!); взмах густых ресниц - и на него вопрошающе смотрят огромные зелёные глаза. "Мальчик мой, как долго я тебя ждала". Он почувствовал себя котёнком, готовым гоняться за собственным хвостом.
Всё лето, каждый день он спешил на знакомую крышу, желая вновь слышать эти слова, подставлять шею настойчивым пальцам, обнюхивать мягкие губы. Кошек он знал без счёта, брал их быстро и грубо, легко забывал минуты исступления. Почему же с ней так хочется выть от восторга?
Только однажды, прижав морду к стеклу, он услышал звук открываемой двери и слова - ЕГО СЛОВА! - какому-то растерянному юнцу. Мир утратил розовый оттенок; в ту ночь он давал клятву никого не пускать к себе в сердце. Он шипел, когда угрожал, он кричал, когда дрался, он молчал, когда любил. Но в ту ночь он плакал. И смеялся. Пусть один, но без предательства. Пусть никто не любит, но и боли нет.
От встающего солнца пахло парным молоком. Он, не мигая, смотрел в амбразуру между трубами. И прямо оттуда, из солнца, шагнула рыжая грация и в душу глянули эти чёртовы огромные зелёные глазища.

Она его любила. Боги, как она его любила! Она была готова на любые унижения, так велик был страх не увидеть больше его губ.
Губы, что вы делаете со мной? Я исчезаю, нет меня, если вы не касаетесь моего лба - о большем я просить не смею. Ваша улыбка - моя жизнь. Я сделаю всё, только целуйте. Нет, не меня. Хоть кого-нибудь. Всем ведь известно, что без поцелуев вы - просто часть лица. Это обидная неправда. Вы - счастье, сладкая боль, горькая радость, отрава с запахом земляники.
Чёрные агаты. Красивая метафора. Мне спать не дают рыжие опалы. Насмешливые, обещающие и вечно обманывающие - вот какие у тебя глаза. Они не скажут лишнего, не объяснят непонятого. Они зовут и отталкивают, смеются, но слёзы... Что значат эти слёзы?
В твоих руках трудно представить лопату или пилу. Только шпагу. Может быть - скрипку. Твои руки - любовь, каждое касание - истома, восторг и смерть, потому что оно желанно - невозвратно. Кожа горит под твоими руками, сердце то мечется, то замирает, ресницы смежаются, пересохшие губы просят...
Тебе всегда было наплевать, о чём просят мои губы. Но, как уже было сказано, страх потерять то, чего не имеешь, заставляет забыть гордость. Я хочу тебя... видеть, и запретить мне этого ты не в праве.

Жила-была Птица. Не большая и не маленькая. Она не имела цвета. Ранним утром она вбирала в себя туман и дремоту родного леса и сама казалась клубком тумана, живущим самостоятельной жизнью.
Днём она была пронзительно-голубой, по крыльям пробегали обрывки облаков, а голова горела как солнце, чей свет она отражала. Потом по оперению проходили все цвета от розового до тёмно-бордового, с сине-зелёными сполохами. Поздним вечером Птица была похожа на взорвавшийся тюбик с сочным ультрамарином.
А ночью под сенью деревьев её нельзя было заметить. Если она вылетала на открытое место, то звёзды вспыхивали на земле так же ярко, как и на небе.
Люди охотились за ней, говоря, что раз она летает по всей Планете, то значит - ищет достойных, чтобы дать им счастье.
На самом деле она искала своё счастье.

____________________________________________________________________

Разбуди меня ранним утром
Достань из постели сонной
Отведи к распахнутой двери
Расскажи весеннее небо.

Разбуди меня поздней ночью
Положи звезду на подушку
А свечу, погасшую завтра
Забери на вечную память.

Разбуди на заре вечерней
Над колодцем туман клубится
Опусти меня в тень сознанья
Положив ладони на плечи.

Разбуди меня в жаркий полдень
Прохладные губы по коже
Прошепчи тихонько над ухом:
"Эй, а ты не опухла дрыхнуть?"

Не, правда, а нафиг Вам такая проза? Стихи выше!

Память... Её шутки порой забавны, порой жестоки... Когда переполняющая душу тяжесть достигает предела, где-то в голове щёлкает реле-оберег и перед глазами начинают мелькать смешные истории, давно, казалось, забытые. Тяжесть стремительно уходит, оставляя лишь саднящую боль, на которую не стоит обращать внимания... Вспоминать можно всё, что угодно. Дурашливую морду своего пса; сына, доверчиво заглядывающего в лицо; белозубую улыбку соседа, с которым столкнулись лбами у лифта...
А вот ты сидишь в парке, солнечные пятна на асфальте рисуют барса, на газоне весело ссорятся воробьи. Но на глазах твоих - вуаль памяти, и ты не видишь уже глубокого неба. Сейчас ты помнишь, как страшно кричал большой сильный человек, чью дочь только что сбил грузовик; как затравленно озиралась собака, поджимая подбитую лапу, спасаясь от подгулявших «детишек»... И ты не счастлив больше. Боль заставляет вздрагивать, прятать лицо в ладони, сжимать запоздало кулаки и надеяться... Надеяться, что не вспомнишь ЭТОГО больше. И знать, что надежда бессмысленна...
А пока, малыш, я бегу от проблем, глядя на твои губы. Я помню их глазами, руками, кожей. Они не дают мне окончательно свихнуться. Я люблю твои губы, малыш; от поцелуев я гибну и возвращаюсь другой. Я хочу к тебе всегда. Почувствовав твои ласки однажды, невозможно отказаться от них... Ты не будешь смеяться надо мной, хорошо? Я очень боюсь этого...

Лимонная свежесть, прогулки к Луне,
Свирепая нежность вскипает во мне.
Прохладное зелье оранжевых глаз.
Усталому зверю так хочется ласк.
В руке моей лава, в глазах моих мёд,
Прощай, нежный Дьявол, сердечко моё...
(«Н.С.»)

-Простая ты, мать, как матрёшка. Разломил о колено - и вот она, твоя сущность. Довольно неприглядная, надо заметить...
Та, которой была адресована эта почти правдоподобная галиматья, лежала на диване, широко раскинув длинные ноги и думала, а не обидеться ли ей. Но, поразмыслив, решила, что ещё не время. Позже отыграемся.
-Ну да, ну шлюха. Да, хочу, да, умею. Но ты знал это, соглашаясь. Чего теперь ломаться? Иди ко мне.
- Не хочу...
- Правда?! Да на него хоть фонарик вешай, как на негабаритный груз!
-Не хочу вот так, по - животному. Перепихон это называется. Ты хоть помнишь, как меня зовут?
-Так ты ласки захотел! С разговорами! Что ж, поехали... Только молчи и не дёргайся.
Нора лениво потянулась и рывком встала. «Моралист» переглотнул и закрыл глаза. Через секунду его ухо дало понять, почему подружку зовут Рассомахой. Нет, больно не было. Жаркое дыхание сползло на шею, грудь, живот... Узкая ладонь гладила внутреннюю сторону бёдер, царапая коготками.
- Могу я принять активное участие?
- Заткнись, я сказала.
Короткая борьба привела к тому, что они, запутавшись в простыне, упали на пол. «Моралист» пробежал пальцами по мягкой груди, тронул сосок. Тот немедленно затвердел, подавшись навстречу ищущим губам.
- Что ты чувствуешь?
- Я мокрая и хочу мужчину. Точнее, его определённую часть.
- Хочет тоже определённая часть?
В ответ она провела языком по тому, о чём только что плодотворно велась беседа. Его хозяин (или раб?) с тихим стоном запрокинул голову.
- Подожди, я на минутку...
Нора скользнула в коридор, прохватив по дороге одежду, и заперла дверь на ключ.
Ничего, выйдет через балкон. В следующий раз подумает, прежде чем кого-нибудь учить жизни.
- Такси, пятый микрорайон!

Оттолкнуть - не значит - обидеть.
Пожалеть - сломать. Или - склеить.
Можно сжечь мосты, но плавать умеют не все.

Ты умен? Не твоя заслуга.
Ты переменчив? Не твоя беда.
Она плачет. Кто-то обидел?
Грязь это просто мокрая земля.

____________________________________________________________________

Когда-нибудь мы обязательно купим корову. Она будет мычать и радоваться солнышку. Потом у неё родится маленький сынок. Он будет бодучий и ласковый. А ещё у нас будет много кур и петух. Они (куры, в смысле) будут ходить и всё клевать. А из овечек мы пошьём шубки и шапки. На лошади ты будешь ездить на поле, пахать. Огород от свиней я сберегу, обещаю. Когда сойдём с ума, обязательно уедем в деревню.

...тележко средних размеров...

Расстроилась я непередаваемо. Хоть бы одна сволочь позвонила, оповестила, что весь калган едет к Родьке на дачу. В итоге я осталась в городе; мёртвая пора по такой духоте. В кафушках пусто, телефон молчит, тоска - хоть пойди утопись. И то противно - вода в обмелевшей речушке только что не кипит. Блин, что же делать-то, люди добрые?
Бродя в грустях по набережной, я не могла избавиться от ощущения, что в моей спине сверлит дырки очень внимательный взгляд. Хотя, откуда ему взяться? Даже сквозь марево, висящее над асфальтом, местность просматривается на 300 метров во все стороны. Наваждение какое-то.
Развернувшись, я чуть было не схватилась за сердце (так всегда делала бабушка, когда мы с братом играли в индейцев). Прямо передо мной стоял мальчик, лет десяти, не старше. Впрочем, если долго смотреть в его серьёзные, серо-стальные глаза, создавалось впечатление, что это - глубокий старик. И ещё он неуловимо напоминал кого-то до боли знакомого...
- Нервы беречь надо. Вскоре они Вам очень понадобятся.
Эта реплика напрочь отбила желание глупо пошутить на предмет его столь внезапного появления. А парень взял меня за руку и мягко, но неотвратимо поволок в воду. Хвастать не буду, но ни маленькой, ни слабенькой я никогда не считалась, но этот малёк пёр как бульдозер, совершенно не замечая моего сопротивления. Всё произошло так быстро, что запаниковать я просто не успела. И прежде, чем вода скрыла меня с головой, туда (в голову) забралась лишь одна, до крайности нелепая и ненужная мысль: « Надо же, не знала, что тут омут...»
Вопреки ожиданиям, дно продолжало резко понижаться, и надежда, что воздуха в лёгких хватит до того берега, булькнув, утонула. Меня, очевидно, ждала та же участь...

Разлепив свинцовые веки, я с вялым удивлением осознала, что продолжаю функционировать. Конечности дрожат как после недельного загула. Вспомнились Алиса и Белый Кролик. Кстати, а мой кролик, мерзавец, где? Оглядевшись по сторонам, я подумала, что бреда избежать не удалось. Иначе, к чему тут камин, к тому же гудящий высоким огнём? А, может, я заделалась Рипом ван Винклем, проспала леший знает сколько и теперь - зима? Размяв затёкшие ноги, я побрела по подвалу с низким сводчатым, невыносимо давящим на нервы потолком. Кстати, о нервах. Что там говорило это отродье Нергала? (О, старые привычки; стоит раздражиться как следует, и сразу начинаю поминать богов преисподней давно окоченевших народов.) Безусловно, ситуация не для слабонервных.
Заметив свет, я прибавила шагу. Но обнаружила помещение, до последней трещинки повторяющее недавно покинутое. По кругу я не шла однозначно, «шишка направления» никогда меня не подводила. Ладно, отдохнём, подумаем. Скрестив ноги, я плюхнулась перед камином и, как всегда, открытое пламя выжгло из души и мозга минувший день - страх, дурацкие догадки, усталость. Даже спать захотелось. Ну, это, пожалуй, нервное. Чёрт, опять! Где-то в невообразимой дали звучала «Slightly mad». К чему бы?..
Я так долго пялилась на огонь, что, когда изображение, мигнув, начало расплываться, я не придала этому значения, так как из-за длительного немигания по щекам давно катились слёзы (чего греха таить, не только от немигания). Э, мы так не договаривались! Верните к камину, я его полюбила! Свиньи...

- Стрелка, вставай, проспишь всё на свете.
Боже, всего лишь сон! А что это впилось в щёку? Сосновая игла? Откуда на подушке... Постойте, где подушка? Мамочки мои, когда кончится нелепица? Стоп, Стрелкой меня зовут только домашние. Как сюда попал братец? Или...
Нет, только не это!
- Где мы, нервотрёпщик? Сколько я здесь торчу, подлец? Что за шутки, вандал? Кто ты, изверг? Почему Я, недоросль?
- Отвечаем по просьбам трудящихся. Мы в пограничном Локусе. Тут нет времени. Проторчи хоть сто лет по своим биологическим часам, вернёшься в ту секунду, из которой пропала. Шуткой данную ситуацию не могу назвать при всём жгучем желании. Я - твой сын. Последний вопрос за ненадобностью отметаем с негодованием. Удовлетворена?
Бешенство, охватившее меня, описанию не поддаётся.
- Сын?! Придурок, да я в свои почти восемнадцать и мужчины не знала! Надо же, наследником обзавелась! Ты меня бы спросил, хочу я быть чьей-то матерью! И услышал бы честное - н и з а ч т о!!!
- У тебя истерика. Стыдно.
Спокойный укоризненный тон оказался действеннее ледяного душа. Всхрапнув пару раз на разгоне, я села на хвойный ковёр и застыла, обхватив колени.
- Понимаешь, только ты можешь помочь. Я был против, но иначе не получается. Я могу не родиться. Потому что ты можешь погибнуть. Стрелка...

Ситуация оказалась ошеломляюще примитивной. Всё действительно зависело от меня. И, вняв доводам Сёмки (ха! сын...), пришлось согласиться, что, услышь подобное без предоставленных доказательств, я только покрутила бы пальцем у виска.
В ближайший же час (в нормальном времени, разумеется) я, одурев от скуки, отправилась бы к Родиону (как бы предполагаемому отцу ЭТОГО оболтуса). А по дороге - безответственно встретилась бы с КАМАЗом, лицом к лицу. Мрачноватая перспективка, что и говорить. Но что меня больше всего возмутило, так это забота не обо мне лично. Просто я о б я з а н а жить, чтобы родить Семёна. Он, видите ли, гений, открывший (откроющий?) кошмарно сложный и нужный закон о пространстве-времени. (Тоже мне, терминатор из Нью-Васюков.) Причём не в глубокой старости, а в тот миг - через много лет, естественно - когда в меня въедет расшалившийся механизм. По никому неизвестным причинам время завязалось в петлю и, останься я дома, мой будущий отпрыск так и будет рвать штаны обыкновенным спиногрызом. В случае летального исхода он проотсутствует вовсе. Так что я должна влететь под машину, но остаться живой. Мало того - невредимой! Как вам нравится?!

Полтора месяца в этом осточертевшем безвременье меня учили падать, уклоняться, выворачиваться, перекатываться через голову, вскакивать из любого положения - короче, всему, что могло помочь добиться цели, вызвало бы у змеи тройной прострел и было достойно какой-нибудь сбрендившей козы.
В целях отдохновения и тренировки в условиях, «максимально приближенных к боевым», мы отправились на местный полигон, заросший медвяными травами. По дороге несчётное количество раз мне хотелось придушить Сёмку. Он дерзил, огрызался, наезжал, игнорировал - в общем, ни во что меня не ставил. Иначе как «старушка» он меня и не называл (если вы не забыли, что мне по-прежнему без двух недель восемнадцать), стервец.
- Достаточно прыгать с голограммой, готовься встречать панелевоз.
- КАМАЗ.
- Тяжело в ученьи, старушка?
- Кретин, ты инерцию просчитай!
- Не дрейфь, проскочим.

Я как во сне бреду по горячему шоссе, тишина и кузнечий стрёкот грохотом отдаются в затылке. Мысль медленно гоняет по кругу строчку из стихотворения любимой книги Крапивина: «...Тёплой ночью осенней улечу из гнезда, на будёновке серой голубая звезда...»
На горизонте появляется пыльное облако. Приближается неправдоподобно лихо. Слёзы капают, сворачивая невесомую пыль. «...Тёплой ночью осенней улечу из гнезда...» Гелька не успел. «...улечу из гнезда...» Гельки не стало. Семён, ты ведь знал, что я фаталист. Боец, которому нельзя знать будущее. Прости, мальчик...
Удар маленьких ладоней отбрасывает меня к обочине. Изогнувшись, я вижу, как панелевоз заваливается на бок, а прицеп продолжает скользить к растерянной фигурке, стоящей на коленях. Уже в прыжке, захлёбываясь плачем, я понимаю, что опоздала.
- Как же так, дурында? Зачем?
И, сквозь бульканье крови в лёгких:
- Я ведь видел, что ты, сова, никакая. Чёрт бы с ним, с законом. Не хочется уходить. Старушка, всё ещё будет, правда?
- Не дергайся, ради Бога. Сейчас приедет машина реанимации.
- Вруша, мы в поле. Будет или нет, ты скажи.
- Будет, малыш, всё будет.
- Ждать легко, когда тебя не существует. Представляешь...
Сёмка дернулся, зажмурил глаза, обмяк тряпочкой.
- Ты любишь меня, старушка? Молчи. Выход через камин. Стрелка... Мама...

Я как во сне бреду по горячему шоссе. Всё будет так, как ты хотел, Сёмка, будет, я обещала. Интересно, Родька обрадуется подобной предрешённости? «Старушка»... Господи, какая каша под крышей! Кажется, долгожданный КАМАЗ. Ну, чему нас научили? До встречи, малыш. Чёрт бы с ним, с законом. Просто будь. «Тёплой ночью осенней...» Сёмка. «...голубая звезда...» Сын...

Надоела ты мне! Высказать не могу, как ты мне надоела! Приколы твои дурацкие, остроумие натужное, морда опухшая, голова всклокоченная, назойливости любая муха позавидует. Ты действуешь на нервы как ультразвук. О, я с тоской вспоминаю времена, когда бестолковый всплеск «ёлка» не вызывал иной ассоциации кроме дерева. Колючего, холодного, вдовьего дерева. Исчезни, пожалуйста, я с радостью поверю, что это был просто бредовый сон. А теперь я хочу видеть сны Б Е З холодных пальцев за воротом пиджака, Б Е З нудятины по телефону, Б Е З прогулок за шкирку. Уйди. Ну что мне, экзорциста вызывать?!

____________________________________________________________________

Стул был стар и ворчлив. Ему нравилось стоять у батареи, накрывшись шерстяной кофтой и мечтательно дремать о минувших днях; ему не надоедало мурканье кота, лежащего на деревянных коленях; он любил слушать пронзительную песнь беснующейся за окном вьюги; он грезил под треск в печке дров о будущем лете, о Солнце, прогревающем душу на заднем дворе в зарослях бузины. Когда приезжающий на каникулы мальчик пытался использовать его в качестве коня или тачанки, то стул возмущенно скрипел и немилосердно щипал своего мучителя за голые коленки...
...Однажды ночью дом заполыхал. Что было тому причиной - какая теперь разница. Вынести ничего не удалось, спасибо, сами живы остались. А стул сквозь дрему вяло радовался неурочному лету и пробирающей до смоляных слез жаре...

( эх, чем не изольёшься от весенней пляски гормонов...)
трилогия о спряжении глагола «хотеть»

Хочу полететь, не маша крыльями, увидеть небо - большое и грозное,
Запутаться в кронах больших тополей хочу,
Узнать, чем дышат новые листья.
Хочу уйти в океан, до самого дна, гоняться за рыбами, плыть безвольной медузой,
Вырываться из волн, вдыхая солёный ветер, драться с бурей хочу и быть побеждённой.
Хитрой кошкой играть со смертью, лёгким звуком скользить, следя за полётом суток,
Забыть о том, что я - человек, не зверь,
Помнить лишь мать, меня родившую, и Землю свою.
Хочу облететь весь мир за час, побывать во всех уголках, вися на гвозде,
Всё проверить хочу на себе, все грехи и пороки, но остаться святой и чистой к тебе вернуться.
Найти тебя спящим, забраться под одеяло, или сонным у зеркала в ванной застать,
Лечь на плечи ласковым утром, взъерошить любимые лохмы,
Подуть за рубашку, коснуться горячих губ, почувствовать твой ответ.
Коснуться щекой родных ладоней, пробежать языком по пальцам, мокрым, пахнущим мылом,
Перебрать губами ресницы.
Забыв обо всём и всех, обвиться вокруг ног. И пусть проходит жизнь.

***

Хочешь, я расскажу тебе, как просыпаются цветы?
(Только не путай клумбу и свободные души.)
Они открывают глаза и поют хвалу Солнцу.
Думаешь, ему всё равно? Нет, оно улыбается.
И стократ дарит улыбки благодарным и непорочным.
А хочешь узнать, почему птицы не любят одиночества?
Да просто одному нельзя петь хором.
Как здорово забыться и слышать только других.
А хочешь услышать, как растут дети?
Возьми щенка на колени и поцелуй его в нос.
Чувствуешь? Теперь послушай себя. Ты вырос.
Хочешь узнать мой характер?
Возьми меня в лесу, на мокрой траве, под еловыми ветками.
Возьми меня. Не пугайся моего буйства,
Я так долго ждала тебя.
Я люблю тебя. Я хочу к тебе.
А ты?

***

Я хочу упасть лицом в мягкий ковыль,
Бежать босиком по берегу моря,
Хочу кружить над водой вместе с драчливыми чайками.
Хочу встать под рюкзак и шагать,
В одной руке неся гитару, в другой - тебя. ( Ты согласен?)
Заблудиться в лесу и жить вдвоём у ручья.
Просыпаться, когда выспался, а не от будильника,
Любить до изнеможения и ещё немного,
Выучить тебя наизусть, поцеловать каждую родинку.
А ночью начинать сначала. Тебе не надоест?

Последние 3 (на тему "хочу"), "Лимонная свежесть" и "Оттолкнуть",- определенно стихи. Причем хорошие. Рифма вовсе не обязательный элемент стихосложения, (как, впрочем и ритм (хотя в этих стихах он есть). Стихи отличаются от прозы высокой насыщенностью образов и эмоциональностью.
Очень интересно написана "тележко". Вставка ( в общем то необязательная для сюжета) "Сцена в подвале",- на грани стиха и прозы, очень интересное решение перехода от обыденности к фантазии. Спасибо!

И тут его обошли! Какая несправедливость! Ну почему он всё время в пролёте?! За какие грехи ему приходится постоянно плестись в хвосте?! Ведь всего четыре года назад цыганка сказала ему (причём совершенно бесплатно): «Ты - в фаворе у неба». Разве ТАКОЕ может быть неправдой? А Галинке он ещё припомнит это предательство. Как в лабораторию забуриться на его время - ах, Горька, ты гений, обойдёшься тем, что дома завалялось. Но «на природу» удобнее выехать со старыми друзьями. Знаем мы этих друзей. Особенно одного... Всё, даю последний шанс - если в полночь не появится, он её... он ей... Господи, ну что он может?! Что может человек, которого зовут Горислав?
Оставшееся время он простоял, уткнувшись лбом в переплёт рамы, тупо провожая глазами редких прохожих. Похоронный бой старинных часов заглушил скрип двери. «Последний шанс не состоялся», - грустно констатировал он. «Боже, ответствуй, есть ли в мире справедливость?» И, бросив заключительный взгляд на двор, ненатурально бодрым голосом продекламировал: «У меня из окна не видать ни хрена». И губы, коснувшиеся уха, подтвердили: «Или видишь ты хрен, да не тот».

____________________________________________________________________

Окурок летит с восьмого этажа. Интересно, о чём он думает?
Огонь разлетается от удара об асфальт. Интересно, что он помнит?
Искры гаснут очень медленно. Интересно, что они чувствуют?
Пепел уносит ветром. Интересно, ему не холодно?
Ветер пахнет пеплом. Каково ему?

Я не могу не думать о тебе. У меня это просто не получается - не думать о тебе. Безобразие какое. Даже почитать спокойно не удаётся. Не говорю уж про поспать. Ночи превратились в кошмар с садомазохистским уклоном протяжённостью в миллиард километров. Бесконечные диалоги, не имевшие места быть; объяснения, не имевшие права быть; обещания, не имевшие смысла быть... Тоска о невозможном - почти что самое идиотское занятие в мире. Главное - грустное очень. Будем веселиться. Что ты говоришь - туда мне и дорога? Ах, сама её выбрала...
Вот засада, снова расстройство. Не могу вспомнить твоего лица. Глаза - есть, ухмылка - на месте, уши - в порядке (они входят в состав лица?), - а в сумме - бутер с редькой...
Подобный засор мозгов происходил в 12-летнем возрасте. Цикл пошёл, что ли? Ты уехал месяцы назад. Почему я до сих пор тебя помню? На кой ты мне нужен?
Ты мне нужен.
Ты - нужен.

Такая вот нужда приключилась. Большая. Знаешь, как тяжело терпеть, когда нужда таких размеров. И хохот всё нездоровый какой-то - с оттяжкой в истерику. Трудно нам, шизофреникам. Говоришь, опять лицемерю?

«...Ты просишь чтоб ответил...» ***
Не - а. Фигли толку, ты же занят своей правдой, ты несёшь истину, тебе не до сук. А мы - жди... Вообще - правильно. Раз спросили, на второй - не стали. Отличная тактика. Как у рыбы. Думаешь, ей сказать нечего? Чёрта лысого. Она полемики не любит. Нервничает и замыкается.
«...Но улетит ответ...»
Угу. Ты потрясающе умён и последователен... Да не пересекались пути наши, дурочка. Они в разных плоскостях, фантазёрка психованная. Почему я должен был остаться? Ты просила? Губу-то подравняй...
«...Я просто нежный ветер...»
В этом не было возможности и времени убедиться, хотя недостатка желания не ощущается по сей день.
«...Я просто шалый ветер...»
Не убавить, не прибавить, туда-сюда. Но Мать ветров - не пустой звук. Помнишь, как ты рождался?
«...Люблю зелёный цвет.»
Ну, а я - так терпеть его не могу.

***: В цитатах соблюдена орфография автора.

у меня тихий восторг внутри... что я не одна в своём таком странном мире...

Сны мучают меня, сны не дают мне спать. Я превращаюсь в чудовище, пожирающее младенца; я превращаюсь в младенца, пожирающего чудовище. Я… Чуденец? Младонище? Фу ты, приснится же такое.

____________________________________________________________________

Под утробное буханье низких частот; под запах травы, слоями расчертивший квартиру; под стоны безнадёжной похоти из соседней комнаты; под безразмерные трели плачущего телефона; под истошные вопли на кухне; под желание ударить ножом уходит крыша.
Вода, льющаяся из ниоткуда.
Или я - в нигде, полном воды?
Уберите свет, он выедает мозг.
А рефреном на моих похоронах станет фраза: «В школе он был круглым отличником...»

Вам никогда не приходилось красть? Не потому, что хочется есть, не на что добраться домой или позвонить, чтобы не беспокоились. А просто взять то, без чего вполне можно обойтись, если уж не вовсе ненужный хлам? И не пробуйте, если вас пугают шаги за спиной, косые взгляды и окрики типа: «Эй, что это топырит Ваши карманы?»...
Бешено колотящееся сердце, потеющие и трясущиеся руки, гул крови в ушах, бульканье закипающего адреналина. А вопрос: «Зачем?!!!» напечатан на лбу самым крупным - из существующих в природе - шрифтом. Тяжела доля клептомана, короток век его, вспыльчив он и раздражителен. А всё от невозможности ответить на тот самый дурацкий вопрос. И если встретится вам в магазине тип с горящими безумием глазами - отвернитесь, не пытайтесь призвать доблестных сотрудников. Огребётесь...

____________________________________________________________________


Привет.
Ты обещал позвонить. Я третий день не выхожу из дома. Магазин? Институт? Друзья? Я жду.
Привет.
Телефон бьёт в барабан. Бегу к нему, сшибая по пути невесть откуда взявшиеся стулья. Но, как всегда, опаздываю. Он злорадно блестит кнопками и молчит. Зараза.
Привет.
Температура 39. Как дерёт горло. В открытое окно влетает ворона. Она садится на подоконник и смотрит на меня, вертя головой. Мама кричит, чтобы я ушла со сквозняка. Дождь треплет шторы и заливает пол.
Привет.
Сегодня ты позвонишь, я это чувствую. День начался так хорошо. И ночью я почти не плакала.
АЛЛО! Конечно, это я! Что ты, я помню! Вернуть кассету? Передать Вике? Трубка вдребезги. Ты обещал. Ты позвонил. Чтоб ты сдох.
Привет.

Поговори со мной. Нет, истории о твоих женщинах меня не интересуют. И творческие планы тоже. И воспоминания о попойках и гулянках. И технические подробности гибнущей машины. И много чего ещё.
В чём же, холера меня забери, дело? Расскажи, что ты за человек, что чувствуешь, когда на пустую кровать ложится тень скрипящего тополя; куда бежишь, если в окно заглядывают прошлые страхи; каковы на вкус твои слёзы. А твои губы?
Говоришь, не расслышал, что я сказала шёпотом там, в дожде?
Я хочу к тебе.

____________________________________________________________________

Кто ты? Я теряюсь. Сними рубашку, я прикоснусь к твоей груди. Не бойся, вряд ли ты почувствуешь моё присутствие.
Зачем ты? Я хочу знать. Сними кожу, я прикоснусь к твоей душе. Не бойся, я не раню даже цветы.
Не получается? Конечно, глупо просить глухого петь, а немого - слышать. Поверь, я не умею делать больно. Тебе будет так, как ещё не было - не важно - в плач или в смех. Не бойся. Закрой глаза.

...Третью неделю у Папы и Мамы болело всё. В основном, конечно, голова. Ну и уши, разумеется. А всё оттого, что Дочке загорелось обзавестись щенком. И загорелось вплотную, очень громко. Так как в детсад она не ходила, а сидела дома с Бабушкой, то и у Бабушки кое- что отнялось. Но не уши (Бабуля была глуха от рождения), а ноги
( выше колена).
На краткий месяц в дом заглянули относительный мир и кажущийся покой - родители откупились хомячком. Но очень скоро животина недосчиталась усов и хвоста и, независимо сиганув с балкона, ушла в леса.
...Теперь головы болели у всех жильцов трёхподъездного дома...
Ура! Настойчивая девочка добилась своего! По квартире носился недоросль - лапы вразброс - совершенно дегенеративной наружности. Но малышка в нём души не чаяла - « смотрюсь в тебя как в зеркало...»
Вы думаете, стало тихо? Щас! Теперь к заунывным Девочкиным воплям добавился захлёбывающийся лай этого собачьего шизофреника. Соседи окончательно взбунтовались. Бабушка прозрела на уши (обнаружив при этом абсолютный слух), разучилась печь блины и стала трясти головой. Родители с горя запили и уехали на юга. Там их уже ждала печального содержания телеграмма…
Родители, рыдая, вернулись, рыдая, похоронили Бабушку, рыдая же, отправили Дочку в интернат для недоумков; а Щенка, превратившегося к тому времени в вечно счастливого волкодава, ужо без всяких слёз посадили на цепь в какой-то глухой деревне.
Жалко псинку...

Мы шли через Город. Каждое следующее время суток он не был похож на себя прежнего.
Сонный, серый, сердитый, торопящийся не успеть.
Солнечный, блёклый, пыльный, гудящий по пустяковым неотложным делам.
Ласковый, жаркий, гулкий, ускользающий в темноту.
Пустой, нереальный, хищный, оставляющий в воздухе треск стынущего асфальта.
Мы шли через Город. Иногда ты брал меня за руку. У обломанных перил; перед водоворотом машин; у голубятни на крыше.
Мы шли через Город. Ты тихо говорил о «нас», как будто «мы» были, а я громко свистела, чтоб не услышать твоих слов. Разрушающий - да получит в наследство ветер.
Мы шли через Город. Город до сих пор идёт через меня, растаптывая то, что было мной. Я знаю, всё будет как раньше. Только, пожалуйста, приди. Возьми меня за руку.

____________________________________________________________________

Мне давно не признавались в любви. Особенно те, с кем мы уже лет шесть пребываем в состоянии осторожной дружбы.
Как себя вести?
Скромно молчать? Удивлённо таращиться? Утверждать, что это - пьяные бредни? Жадно ловить твой лепет? Требовать продолжения банкета? Обидеться на то, что не одна я такая любимая? Притвориться, что давно догадывалась? Напомнить, что у тебя есть жена? Пообещать всё оставить в секрете? Выпить с тобой водки? Сказать, что тоже тебя люблю? Отправить спать под бок женщине, которую ты хочешь, в то время как мной - лишь восхищаешься? Остаться мёрзнуть в одиночестве? Растеряться, обнаружив наутро, что ты ничего не помнишь?
Всё одинаково глупо.
И всё это я сделала.

Я лежу в больнице. Пытаюсь забыть о болящем всём. Жить не тянет. Умирать, впрочем, тоже. Нахожу компромисс - сплю.
Сплю, поглощая витамины, в кожуре и без. Сплю, принимая сочувствующих, искренне и не очень. Сплю, думая о жене, своей и чужой. Сплю, переживая процедуры, неприятные и зудящие. Сплю, читая всё подряд, без разбору. Сплю, хочу я этого или нет.
И, ложась спать, просыпаюсь.
Больно.
***
Я лежу в больнице. Делать нечего. Начинаю считать. Трещины на потолке. Дырки в шторах. Розетки в палате. Зомбированных больных в коридоре. Окурки на полу туалета. Пробирки с анализами на подоконнике. ( Далее счёт переходит в подсчёт.)
Варёных кур, от которых воротит с души. Меняющихся сопалатников, жужжащих воспоминаниями. Вялотекущих бессмысленных мыслей. Приходящих по три раза на дню. Не зашедших ни разу за месяц.
Первый, второй, расчёт окончен.
Стыдно.
***
Я лежу в больнице. Недавно, недолго, неспешно. Ночь стоит за спиной.
Звучно лязгают часы. Беззвучно отходит сосед. Начинается деловитая беготня. А что тут сделаешь? Стелят чистое бельё, гасят свет. Продолжается немое кино. Неслышно, незаметно, неотвратимо.
Друзья пьют или спят. Какая разница? Быть ЕЙ одной или нет - меня не спросили. Я один в двенадцатиместной палате и мне это безразлично. Не больно, не стыдно.
Пусто.

Замечательные зарисовки!
Вялотекущие мысли (сразу ассоциация с "вялотекущей шизофренией"), не знаю умышленно или нет,- но впечатляет.

Знаешь, с некоторых пор я не люблю маршрутки. Да-да, с тех самых, когда ты, глядя в сторону, сказал: «Карета подана», - и уехал в утро без меня. Мне стало ясно, почему мои мужчины, молчавшие вслед, походили на проигравших войну полководцев. Когда глаза твоей любви смотрят сквозь тебя и в них бьётся Дорога...
Пусть теперь я буду Наполеоном с трамвайным билетом.

____________________________________________________________________
после концерта


Ты птица. Ты море. Ты ветер. Ты огонь.

Журавль, танцующий в камышах.
Течение, несущее колыбель с улыбками.
Воздух, сбивающий с ног и ласкающий ресницы.
Молния - дитя, жегшее ладони Зевсу.

Я отпускаю тебя.
Тебя ждёт Олимп.

Ночь прошита искрами костров, подглядывающими звёздами, нестройными голосами. Мне потрясающе бесполезно хорошо. И странно, как в чёрной обнимающей воде. Ощущение повторяемости и неловкости первого: «Извини, я, кажется, тебя люблю». Полупьяное признание, ответное «прости», на этот раз в своём родном смысле. И вопрос, убивающий наповал своей закономерностью: «Можно тебя поцеловать?»...
Дождалась.....Следующий запрос (буде таковой возникнет) - в письменной форме за подписью начальника городской канализации.
Сутки прочь. Вечер пахнет водой, берёзами и мёдом. Мне истошно безобразно весело. И страшно, как в звенящей пустоте над пропастью. Я ничего не прошу. Почти. Почти ничего почти не прошу.
Ветка щекочет нос, пузо, пятки. Смешливая ветка, которую только что убили.
Я смотрю небо, потом закрываю глаза. Хочется плакать; твержу мантры. Рука гладит лицо, шею, плечи. Серьёзная рука, которая сматывает меня в клубок. Хочется кричать; обнимаю Землю.
И вопрос, бьющий не хуже розги, пощёчина рдеющему дыханию: « Хочешь, чтобы я в тебя вошёл?».....Давайте вынесем СЯ на голосование и обсудим проблему всесторонне. Где тут трибуна?
Неужели я настолько тебя обидела?

Разбежаться и прыгнуть. А почему нет? Вниз - тысяча тысяч миль, я многих успею позабыть, но ещё больше - вспомнить.
Забуду, пожалуй, тех, кто был ненавязчиво добр; тех, кто учил, лечил, любил; тех, благодаря кому во мне пока осталось что-то от человека. А тех, кто не втянет вросшие в моё горло когти; тех, кто выжмет боль и из остриженных волос; тех, чьи имена вызывают утробный рык, я буду помнить и после смерти.
Поворот оверштаг.
Я донесу до дна тепло ладоней на стекле щёк; голоса, выводящие из Абсолютного Нет к приоткрытым губам; огромный мир, который ждал меня под часами. А скрипучий шёпот, терновым венцом ложащийся на лоб; въевшиеся в пальцы красные чернила (первая группа, Rh - положительный); железная клетка со следами зубов на двери - клянусь замком, который освободил меня - разобьются тысячелетием раньше.

Речка ты или лёд; сердитая или лукавая; паришь над океаном или спишь, упрятав головушку за подушкой; руководишь седыми дядьками или плачешь над книгой - это ты. И я люблю тебя, где бы ты ни была, о чём бы ни думала. Ты - осколок смеха в моих руках. Ты - печать недуга на моём сердце. Я болен тобой, и мне не нужен врач.

____________________________________________________________________

Топчусь на подоконнике, прижимая трубку к уху. На улице мерзко до последней возможности, но меня сырой воздух уже не касается. Из трубки льётся голос. Я почти не понимаю слов, чувствую только, как теряю вес и уплываю в форточку. Теку к тебе раскалённым воздухом, опаляя птиц, оставляя парящий след на крышах.
Цветная мысль: дерево дышит листьями. Листья втоптаны в грязь.
Слова меняют оттенок. Я становлюсь холодной, острой, свищу между дождинками на твоё тепло; обвиться, отогреться, замереть.
Осязаемая мысль: раскосый всадник крылат. Взамен распятого коня.
Оставь свой свет, я не могу лететь быстрее страха заблудиться в темноте.
Устаю метаться в фонарях, снова сгущаюсь на подоконнике. Ты ещё говоришь.
Теперь я вижу слова, они - огненные знаки во весь горизонт.
Звучащая мысль: рыба-Радуга зацепилась за трубу. Теряет цвет, приобретает запах.
Я прилечу сегодня посмотреть на твой сон. Спи для меня, милый, спи мной.

Я люблю тебя как друга. Но о друге нельзя мечтать вечерами, тоскуя и грезя о прикосновениях.
Я люблю тебя как брата. Но брата нельзя ревновать. Я ревную тебя к работе, к телефонным звонкам, ко времени, которое ты проводишь без меня.
Я люблю тебя как сына. Но сына нельзя хотеть. Я хочу тебя каждый день, каждую секунду, тем сильней, чем дальше ты от меня.
Я люблю тебя как мужа. Клянусь быть с тобой в болезни и во здравии, в горе и в радости, в грохоте улиц и в тишине дворов.
Я буду твоей и в том случае, если ты с досадой станешь вспоминать наши ночи.
Я буду в тебе всегда, когда захочу.
Я буду с тобой, я буду твоей, я буду в тебе. Не прогоняй. Вне тебя я жить не сумею.

Теперь не уходят из жизни
Теперь из жизни уводят
И если кто-нибудь даже
Захочет, чтоб было иначе
Бессильный и неумелый
Опустит слабые руки
Не зная, где сердце спрута
Есть ли у спрута сердце...
(А. и Б. Стругацкие)

Окно запотело.
Туман обнял мир. Вместо земли - вздыхающее молоко, вместо тополей - мерцающие глыбы ваты, взамен избушек - блуждающие огоньки в невесомости. Только в форточку виден клочок неба, угрюмого, низкого. Бредущие облака. Иллюзия движения. Мой дом - стареющий корабль, плывущий сквозь льды северного моря.
В запотевшее окно бьётся птица. Бьётся и падает, вниз, вверх, в сердце тумана. Он поглощает её без следа - ни крика, ни шороха крыльев - нет птицы, как не было. Но стекло плачет - след всё же остался. Чёрное пятно, им дышит ночь. Считаю мокрые дорожки - одна, две... восемь. Неровные, изогнутые, шевелящиеся, как...
Три щупальца обвивают ноги и неощутимо, неизбежно тянут на дно. Зависть, страх, одиночество. Закрываю глаза, опускаюсь в колышущуюся мерзость, сложив на груди руки.
Правую ледяным обручем охватывают двое - стыд и злоба. Мерное погружение сменяется рваным танцем. Левая рука горит - на ней корёжат пальцы любовь и сострадание. Повисаю крестом над бездной.
И бешеная плеть - ярость - рывком к Солнцу - ломает мою бедную шею. Это ещё не боль - это тьма. Это уже не боль - это свет. Свет, лучащийся болью. Мама, пожалуйста, щёлкни, кнопкой.

Ночную синеву сменяет вползающая серость. В мир ещё не вернулись краски, но я вижу тебя, будто ты по-прежнему рядом. Теперь рассветы страшат меня, они обволакивают, уводят, эхом колотятся о стены. Я обречена на час Быка, но, Боже, как я жду этого часа!
Где-то глубоко внутри зарождается пульсирующая точка, живая и очень, очень горячая. И, стоит лишь ощутить её возникновение, как она, мгновенно разросшись до размеров Вселенной, взрывается, заливая меня лавой. Истома, страсть, желание, нежность готовятся к штурму, а я, поставив ТОТ рассвет на «Repeat», встречаю их, нагая и безоружная. Дико частящий пульс, сумасшедшее сплетение тел, поразительная гармония движений. Посмотрим друг в друга?
Спокойный, непонятно ласковый, одуряюще нежный, я обожаю твои мягкие губы, а ты обнимаешь меня и не отпускаешь в безумие. Но я всё равно туда убегу, голова-то уже потеряна.
Взмокшая, содрогающаяся от касаний, бьющая ногами воздух, я теряюсь, таю в твоих руках.
Фантасмагорическая конструкция распалась. Но сияющий купол над нами - один, и мы под ним - одни.
Я просыпаюсь, думая о тебе.
Я засыпаю, чувствуя тебя.
Я живу, любя тебя.
Я люблю тебя, слышишь?
Бедный, как же тебе не повезло!

Падает, рушится всё, к чему я привыкла. Без шелеста и скрежета оседают чёрно-белые здания; ломаются спичками прутья чугунной ограды; молчаливый смерч уносит в небо деревья и парковые скамьи. А из рваного одеяла облака падает, сотрясая землю, пушистая дробь золы и катится, катится... Прощай, жизнь. Завтра меня отдают в ясли.

Ещё одна тележко. В двух частях.

Про одногруппников.

1. Жил–был Димка Метёлкин. Он был очень хорошим и воспитанным мальчиком. И недостатком обладал лишь одним (гигантским, но прохожим всё равно) – он боялся женщин. В любом виде: одетом, пьяном, жареном и прочих возможных. Он значения подобным мелочам не придавал, а дамы, щадя его тонкую сущность, обижались глубоко внутри себя.
А ещё жил-был другой Димка – Герман. Он тоже был ничего себе, хотя и не такой положительный. И его заморочки были того же свойства, но с обратным знаком. Бедняга без женщин не обходился и минуты. Соберёт, бывало, вокруг себя тьму-тьмущую хихикающих и жеманничающих девушек и давай байки травить. Фемины друг друга оттирают, визг, писк, толкотня, а Димка сидит гордый как петух в курятнике, одинокий и неповторимый…
…Всякое в жизни бывает, и желания иногда исполняются. Как следствие, Метёлкин уединился в далёкий монастырь и в ускоренном темпе предался размышлениям и созерцаниям. А Герман тоже оказался в монастыре. В женском, понятное дело.
Время неслось бешеным галопом; передумав все мысли и вдоволь назыркавшись вглубь себя, Метёлкин вдруг ощутил странные движения души. Девушка, которую отец Дмитрий наставлял в латыни, будила в нём неясные желания и нездоровые стремления. Воображение подсовывало такие перлы, что Димка, крестясь и (хотелось сказать - матерясь) истово молясь, накладывал на себя пудовые епитимьи. Спустя месяц – девице вздумалось плескаться у стен монастыря – Метёлкин сорвал сутану и кинулся в прибрежные заросли. Где и познал, от чего, собственно, оградил себя, дурак etc.
Герману было значительно хужей. В его подчинении было четыре десятка послушниц и настоятельница в самом соку. Пока Метёлкин превращался в мужчину, его закадычный дружок быть таковым переставал.
(Лакуна в шесть лет.)
Теперь они живут в одном доме. Метёлкин торгует вином и очень любит жену и дочь. А Герман возится в саду и души не чает в маленькой Ангелине.

2. Захотелось однажды Метёлкину посмотреть, как птицы вьют гнёзда. Но одному идти было в лом, и он взял с собой Германа. А за ними потянулся длинный шлейф сочувствующих. И откуда только прознали про великий поход?! Димки мужественно делали вид, что не замечают преследования, и, мало-помалу, народ стал отставать. Но две дамы настойчиво продолжали идти, и по отчаянному выражению на их лицах исследователи поняли, что отвязаться, знать, не судьба.
Город остался далеко за спинами, асфальтированное шоссе легко и мягко ложилось под ноги, было тепло и солнечно... Жизнь отравлял щебет, доносящийся отнюдь не от вожделенных Метёлкиным птичек. Спутницы и думать забыли о том, чтобы сохранять торжественность и тишину. Димки морщились и пытались отвлечься логическими задачками.
Близился вечер, дамы запищали на предмет усталых ножек и пустых желудков. Презрительное молчание было им ответом.
Показался лес. Девушки отвлеклись от натруженных лапок и заспорили, чьё гнездо стоит поискать - кукушки, дрозда или соловушки? Герман авторитетно заявил, что в еловых лесах соловушки не живут (но последующий вздох его полон был закамуфлированного кашлем облегчения).
И тут Метёлкин обнародовал скрытые резервы души. Он приосанился и прострал длань в сторону невообразимых далей; а, приосанившись до предела, пояснил, что кого попало и его гнездо он и даром смотреть не станет. Орлы - вот цель достойная, где-то даже былинная.
На 32-й неделе горы Кавказа были излазаны поперёк и повдоль, но пытливые слезящиеся глаза орнитологов, увы, орлов не находили...

А в это время одна грузинская жена выгнала своего пьяного - но от этого ничуть не менее грузинского - мужа из дому. Тот не стал унижаться и двинул в горы, шатаясь и вопя похабные песни. Там он насобирал веток, сгрёб их в кучу и ... пронзительный храп пробуравил окрестности.

О, чудо, чудо! Сбылась Метёлкинская мечта! Заворожённые туристы-птицеведы благоговейно перешёптывались над спящим «орлом» (впечатляющий нос последнего ввёл их в заблуждение).
С тех пор Димки уверены, что благородные вымирающие птицы умеют храпеть. И лишь Германа гложет ночами крамольная мысль - а вдруг не все? Вдруг у того был насморк?

Хорошо! Но, простите, руки чешутся
"гордый как петух в курятнике, одинокий и неповторимый",- по моему, фразу можно "разгрузить: "Неповторимый, как петух в курятнике"!
Орел,- бесподобен. И, главное, язык неожиданен и сочен!