Визит знатного модерниста

   Позвонила Мария Вениаминовна Юдина: «Коля! Луиджи Ноно в Москве! Сейчас он в Союзе композиторов. Поезжайте туда немедленно. Он знает о вас и о Денисове и ждёт, что вы появитесь. Договоритесь о встрече у меня».
   Как выяснилось впоследствии, в Союзе композиторов особо готовились к этому визиту; Хренников собрал своё воинство и якобы произнёс такую речь:
   — Вот теперь бойтесь! Это вам не какой-нибудь «свой» иностранец, мы их здесь достаточно напринимались… Едет истинный враг: он член ЦК Итальянской компартии, зять Шёнберга и настоящий модернист! Нам всем надо быть бдительными!
   К моменту моего входа в приёмный зал иностранной комиссии, где Луиджи слушал записи музыки наших корифеев, из этого зала уже были насильственно удалены Денисов и Шнитке. Меня, однако, никто не остановил, и я спокойно уселся напротив Луиджи Ноно между Р. Щедриным и Антонио Спадавеккиа, который был приглашён в собрание, по-видимому, только за свои итальянские имя и фамилию. Язык он давно забыл, кроме «порка мадонна» ни одной итальянской фразы не произнёс, да и по своей музыкальной ориентации был в этой компании белой вороной.
   Уже слушали какое-то сочинение. Дослушав 1-ю часть до середины, Луиджи попросил остановить музыку и, невзирая на настоятельные увещевания Щедрина дослушать сочинение до конца, потому что «главное ещё впереди», наотрез отказался это сделать. Запустили музыку Свиридова. На неё реакция была точно такой же. Вот тут-то Антонио и выказал знание итальянского:
   — Порка мадонна! Как может не нравиться Свиридов! — продолжал он уже по-русски.— Сам Свиридов! Это невозможно!!
   Щедрин вторил ему, как только мог.
   — Мы что же, будем демонстрировать мускулы и доказывать правоту силой? — ответил Ноно через переводчика и показал сначала на свои бицепсы, а потом даже задрал брючину и продемонстрировал мощную мышцу на голени.
<…>
   В зале продолжалась та же мизансцена: Щедрин и Спадавеккиа уговаривали Ноно дослушать ещё какое-то сочинение. Тот был непреклонен.
   После прослушивания я представился, и мы с Луиджи договорились, что встретимся у Марии Вениаминовны послезавтра.
   На следующий день меня срочно потребовал к себе Хренников, чего раньше никогда не бывало. Он встретил меня на середине ковра:
   — Вы втираетесь к иностранцам!! Вы всучаете им свои партитуры!!. Существует дисциплина!!. Вы занимаетесь партизанщиной!!. Мы этого не допустим!!. Мы это прекратим!!. Вы предаёте родину!!. Вы поплатитесь за это!!.
   Он был в состоянии какого-то первобытного страха. В перерывах между фразами, когда он набирал дыхание для следующего выкрика, я успевал попеременно повторять: «Это неправда! И это неправда! Союз композиторов не военная организация…»
   Скандал кончился безрезультатно.
   На другой день у Марии Вениаминовны ещё один участник драмы, сняв пиджак, в белой нейлоновой рубашке быстро носился по комнате и кричал по-французски, хватаясь за голову:
   — Зачем я сюда приехал?! Что здесь происходит?! Это какой-то кошмар, сумасшедший дом!! Я ничего не понимаю!! Сидел бы в Венеции и не знал бы горя!! Какие потери времени!! Зачем мне всё это?!!
   Я попросил жену, говорившую с Луиджи на французском, передать ему, что он здесь всего третий день и уже сорвался в отчаяние, а мы здесь живём всю жизнь…
   — Но я же ничего не понимаю! Я прошу Хренникова о встрече с Шостаковичем — тот говорит, что Шостакович уехал в Ленинград. Потом в Союзе композиторов я случайно открываю какую-то дверь и наталкиваюсь на сидящего Шостаковича… Я прошу о свидании с Рождественским — Хренников говорит, что Рождественский сломал ногу и лежит в больнице. На всякий случай я позвонил, и Рождественский оказался дома… Зачем всё это?! Почему?!