Для посетителей! Отзывы приветствуются. Смотрю, народ заглядывает и так же молча уходит. А хотелось бы живого слова...

И хочу добавить, что желающие могут вот здесь посмотреть мои фотографии. Правда, большинство про Горный Алтай:
http://foto.academ.org/user/135


Посмотрел "Хомячество" Ольги Мельниковой и понял, что свои рассказы для своих читателей (а их у меня хоть и мало, но они таки есть) мне надо собрать в одну кучку. То бишь - темку.
Что и делаю. С перспективой перетащить сюда все, ранее выставленные здесь, на Форуме.
(Большая просьба других авторов не выставлять сюда свои произведения).
Критика очень приветствуется.

Все имена и фамилии изменены. Обнаруженные совпадения просто случайны.

Итак, свежее:

Депрессия


Нехорошее слово… Нехорошо с него начинать. А куда прикажете деваться, если за окном гнусь и мразь?! Если в квартире с самого утра вечерние сумерки, а душа истекает вместе с хмурым небом нудным дождём. Не хочется вставать, шевелиться. Даже жевать – и то не хочется. Вспоминается Высоцкий: «Лечь бы на дно, как подводная лодка». Припасть в окопчик одиночества и жалеть, жалеть себя, любимого…
Но давайте с вами всё ж таки вспомним незабвенного Алексея Максимовича и его «Буревестника». Негоже стенать и плакать, как те гагары. «Наслажденье битвой жизни»… Сложно. Но можно. В самую непогодь, одевшись потеплее, выйти под дождь и ветер на прогулку. Не просто добежать до соседнего магазина за углом. А поставить себе цель далекую и дойти до нее! Вернуться уже будет легче. Зато потом некое ощущение совершённого подвига поддержит вас прежде всего в ваших же глазах.
И негоже забывать про друзей. Ой, негоже! Они, други наши, не просто впадают в эту самую осеннюю депрессию, а прямо-таки ныряют и купаются в ней. Ползут из последних сил в ее липкие и холодные объятия, как летят мотыльки на пламя свечи. Жгут и стирают с компов свои светлые летние чувства и чаяния в припадке отчаяния и разочарования. Напрасно ждут доброго слова. Напрасно, потому как не берут трубку, не подходят к компьютеру, а слово не воробей – само в форточку не залетит.
Задача более сильного: приподнять душное одеяло и потянуть нежно, но настойчиво, разлагающееся тело на волю. Любыми путями заставить улыбнуться, чтобы разлепились склеенные тоской глаза.
Знаю всего лишь два лекарства от депрессии. Но оба хороши и проверены. Накопить последние силы, потыкать пальчиком в кнопочки и после долгих гудков, спросить: «Ваше жизненное кредо?» Если друг настоящий, то по вашей интонации он поймёт, что пора. И ответит: «Всегда!»
Если с другом напряги, и не хочется выть в чужую жилетку, сделайте более замысловатый ход. Напрягите сопливую память, помогите ей старыми фотками. Вернитесь на пару-тройку месяцев назад и улыбнитесь самому себе, блаженному в солнечном палеве. Ощутите в своей памяти ласку теплой воды у ног на вечерней прогулке. Но не раскисайте. Найдите в старом хламе недоделанные фото, недописанные рассказы и письма. Займитесь работой для души. Дайте ей, бедной, вспотеть от трудов праведных. И она в благодарность уведет вас по тесной тропе своей памяти в зачарованные дальние страны. Даст возможность еще раз пережить и насладиться теми моментами, от которых у вас дрожали не только пальцы, но и все фибры души.
Я не знаю, что такое фибры. Подозреваю, что это не жабры, но что-то очень похожее. Без чего нашей душе трудно дышать, вспоминать, существовать. Пускай будут фибры. Пускай будут жабры. Мне абсолютно всё равно! Лишь бы депрессия ваша испугалась и сделала шаг назад и в сторону. Чтобы спряталась и отцепилась. Потому как она застилает вам жизнь. И меня.
Ату, её! Депрессию. Ату!!!

да, концовка в тему. Кольцевая композиция получается..

А старые темы с рассказами и комментами куда? Будут болтаться? Будет дубляж тем? Нет уж, лучше не надо ничего тащить в одно место - с художеством Хомяков, увы, по уровню профессионализма несопоставимо.

Теперь, в соответствии с Дополнениями к правилам подраздела, собирать в одно можно и нужно, однако жалко будет, если при этом потеряются обсуждения старых тем. Возможно, следует поступить так, как предложил Guru Permanga Nat: сделать каталог своих ссылок, включая мемуарные посты в общих темах, путевые заметки, околокулинарные рассказы, которые имеют не только рецептурную ценность.

Из ветки "Наше творчество"

"Ночевка на Семинском перевале"
Это сам рассказ:
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=135702
А вот здесь фото и обсуждения с "путешественниками":
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=135699&st=0

"Вот... Книжку написал, и уже напечал"
Мнения и обсуждение:
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=113187
И у "путешественников":
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=113188

"Жарко!"
короткий рассказ и его обсуждение:
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=120623

"Анатомия ссоры"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=115436

"ОргАн. Слушая Альбинони и Баха"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=116992

"Обрывки памяти"
http://forum.academ.org/index.php?act=ST&f...=0#entry2293819

"Ждать!"
маленький рассказик и его обсуждение:
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=83779

"I'm Your Man., Я твой мужчина."
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=101061

"Запутавшийся запах твоих волос"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=97522

"Костёр и Ночь", для тех, кому не спится"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=72034

"Кулинария жизни"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=77141

"А теперь - дискотека!!"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=73769

"Возвращение заблудшего Ангела"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=93081

" Дева и Дракон"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=96459

"Вспоминая Телецкое., Отрывки."
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=92265

стр.16

Забрал из "Коротких рассказов", а там убрал:

Грузовичок.

"Свободен". Листок бумаги за ветровым стеклом старенького грузовичка. Стоянка перед базой с кучей складов и магазинов.

Грузовичок свободен. Для кого? Или от чего? И рад ли он своей свободе? Кто-нибудь спросил его - нужна она ему, эта свобода?

Стоять, притулившись в уголке стоянки и с завистью смотреть на МАЗы и КАМАЗы, с надрывом, по деловому, чихающие и харкающие черным выхлопом, выползающие за ворота базы. С грузом. С делами. Они торопятся. Их ждут. Они вспотели от рёва двигателя. А грузовичок замёрз. И лишний раз не махнёт щетками дворников, чтобы счистить со стекла капли холодного дождя и маленький желтый тополинный листок.

Мерзнуть и ждать. И опять ждать и мерзнуть. Ждать попутчика и экономить солярку. Поэтому и мёрзнуть. А чтобы согреться - вспоминать.
Вспоминать бесконечную дорогу и неожиданные встречи на ней. Как подвозил в нужную сторону, а самое главное - вовремя. Подвёз, успели, "спасибо", "прощай". И на стоянку.

Гремит подвеска, тяжело мотору, протектор на колесах истёрт и едва виден. Но, без дороги ведь нельзя! Стоять и мёрзнуть - смерти подобно. И вспоминать...

Дорогу. Дорогу в одну сторону. По которой нельзя уже вернуться. Нельзя ничего поправить. А можно лишь остановиться и ждать. Долго? Нет. Долго не получится. Тогда вспоминать. Потушить фары-глаза, беречь последний ватт аккумулятора. Вдруг еще сможешь завестись? Вдруг сможешь выйти на трассу и покатить, туда, за поворот, в ночь. Навстречу мокрому слепящему снегу и такой близкой неизвестности.

Подняться аж на третьей передаче, повыше в гору, в перевал. Глянуть в даль, вздохнуть. И погнать без уставших тормозов навстречу крутому повороту. Разогнаться посильнее и попытаться взлететь.

Хотя б секунда или три, но всё ж полёт! Полёт на зависть всем и на беду тебе лишь одному. Полёт без крыльев и парашюта. Последний и очень короткий полёт. Зато, как легко!
Свободен!

Нравится Как всегда

Подарок


Андрюха всегда отличался некоторой экстравагантностью и вольностью взглядов и поступков. Ему всё прощалось, и было позволительно. Как-никак акула издательского бизнеса. Он мог прийти на важное совещание в старой рейнджеровской куртке, небритый и все только им восторгались, расстегивая верхние пуговки сорочек и чуть распуская тугие узлы галстуков.

Виделись мы с ним редко, но «метко». Вот и сейчас он появился внезапно и не один. Дама в строгом костюме и такой же строгой наружности отличалась ухоженностью и какой-то отстраненностью. И китайчик в национальном костюме: шаровары, на голове какая-то панамка, тонкие черные усики и такие же глаза. Кивнули мне после Андрюхи и остались стоять чуть позади и сбоку. «Фандорин» в юбке – почему-то промелькнуло у меня в голове.

- Это мои помощники. Я привел их к тебе на разведку.
- Зачем?! Я не понял. – Какая разведка?
- Две недели назад у кого было день рождения? Андрюха ткнул в меня вопросом, как указательным пальцем.
- Ну, у меня…
- Я тебе подарок подарил?
- Нет. Как всегда забыл.
- Положим, не как всегда…. Но! Вот я тебе завтра подарок и подарю. Мне Евгения Львовна уже сказала, что первая половина дня у тебя почти свободна. Вот я ее и абонирую. Он плотоядно потер руки и бросил через плечо: - Приступайте.

Надо вам заметить, что Евгения Львовна – это мой референт уже много лет. Правда, она знает, что Андрея Петровича можно пропускать ко мне в любое время суток, но чтобы она ему вот так просто выложила завтрашний распорядок дня – я такого не припомню.

Помощники разошлись по моему кабинету. Китаец внимательно разглядывал окно, шторы и кондиционер, а дама уверенным шагом прошла к потайной двери за креслом, ведущей в мой персональный кабинет отдыха с душем и туалетом.
- Откройте, пожалуйста. Голос соответствовал внешнему виду, а интонация подразумевала скорее приказ, чем просьбу. Андрюха кайфовал и прямо таки впитывал с усмешкой моё недоумение и растущее недовольство его наглостью.
- Открывай, открывай. Не бойся. Воровать и насиловать не будем.

Я попытался представить, как дама меня насилует. Как расстреливает – легко представил, а вот как насилует – не смог. Не было похоже, что она хочет посетить туалет по нужде. Нас прервал голос Евгении Львовны из интеркома:
- Юрий Владимирович, вы просили напомнить о звонке Андрея Петровича, по поводу итальянского издательства. Мудрая женщина! Я вспомнил проблему, забыл о «помощниках» и вцепился Андрюхе в пуговицу с очередным прожектом.
Через несколько минут пара заняла своё исходное положение за плечом Андрея и дама молвила:
- Всё готово.
- Вообщем так, брат. Когда ты завтра сможешь мне выделить 40 минут своего драгоценного времени?
- С 10-30 до 12, но только тебе и только 40 минут. Без ножа режешь, но я как-нибудь с божьей помощью народ распихаю.
- Мне иногда кажется, что тебе не надо никого распихивать, а просто посадить вместо тебя Евгению Львовну и постараться ей не мешать. Тогда дела у вас пойдут быстрей и лучше. Ехидства ему не занимать, но где-то он был прав.
- И когда? Он повернул голову к даме.
- Лучше раньше.
- Замётано. Жди меня в 10-30 и всех сдвигай на 40 минут. Привезу тебе подарок.
- Хочу надеяться, что не кенгуру и не проститутку… Шутка не удалась, но Андрюха весело рассмеялся, хлопнул меня по плечу, пихнул кулаком в живот и резво пошел из кабинета.

После такого внезапного вторжения у меня осталась радость от встречи со старым другом и какое-то неуловимое недоумение. Подошел к окну, посмотрел на шторы, за окно. Что тут китаец разглядывал? И понял, что давно не видел Андрея таким веселым и трезвым. Всегда было что-то одно.

С утра я успел вставить пару пистонов, полаяться по телефону с бестолковыми австрияками и выпить три чашки крепчайшего кофе, чтоб разогнаться на целый день. Только я разогнался и уже приготовил начало своей гневное речи на совете директоров, как голос Евгении Львовны сообщил:
- К вам Андрей Петрович. Успел посмотреть на часы. Да, ровно 10-30. И ладно. Обещал.

Вошла вчерашняя компания. Андрей серьёзно посмотрел на меня и, погрозив пальцем, сказал:
- Ты обещал! 40 минут мои.
- Хорошо, обещал. Твои, твои.
Хлопнув от удовольствия в неслабые ладоши, Петрович скомандовал:
- Начинайте! Пара исчезла за дверью в приемной. - Юра! Они над тобой поколдуют 40 минут. Твоя задача – расслабиться и полностью подчиняться. Если ты останешься недовольным, я буду должен тебе час своего времени или целых три партии в нарды!

За час с Андреем большинство отдало бы год своей жизни. Потерпеть 40 минут я мог.
- Хорошо. Уговорил. А это не будет больно? Съязвил уже я.
- Всё! Я побежал и вернусь через полчаса. Доверься Марине.
- Так ее звать Марина!
- Это хорошо, что у тебя хорошее настроение. И чуть не столкнулся в дверях со своими провожатыми. А провожатые времени даром не теряли. Вторым рейсом они добавили к первым баулам и сумкам еще несколько и деловито, как у себя дома, принялись хозяйничать. Китаец вытянул и поставил посередине широкого прохода из угла большое кресло. Задернул шторы. Включил кондиционер на подогрев. Дама, теперь уже Марина, достала из большого баула какие-то рыбацкие складные стульчики и скамеечки, поставила баул на бок и поверх взгромоздила открытый саквояж, напоминающий чемодан бригады скорой помощи. Китаец, заряжал музыкальный центр своим диском. Дама шумела водой в туалете. Я стоял около двери в роли стороннего наблюдателя ООН. Зашла Евгения Львовна и доложила:
- Как попросил Андрей Петрович, всю связь я вам отключила и пришла за вашими сотовыми телефонами. Осталось сдаться на милость победителя.

- Садитесь! Дама коротким жестом ткнула мне рукой в кресло. Так приглашают к дантисту. И возможно, к гинекологу, но в последнем случае я не уверен.
- Аллергия? «Энигму» переносите? Щекотки боитесь? И еще ряд таких же глупых вопросов. – Секс утром был? Я попытался игриво посмотреть на вопрошавшую, но наткнулся на взгляд токаря, рассматривавшего зажатую в станке заготовку. Утром – это сложно назвать…. Под утро мы уже заснули, но все ж таки ближе к утру, чем к вечеру. И я смело ответил:
- Был.
- Отлично. Постарайтесь думать о нем. Китаец, тем временем, погасил электрический свет, зажег свечи и ароматические палочки. «Энигма» вгоняла в транс, а мою голову две сильные руки откидывали на подголовник кресла, предварительно завернув внутрь воротник и сильно обнажив плечи.

- Закройте глаза, слушайте музыку и забудьте о работе. Голос Марины, как мне показалось, подобрел. Теплые сухие пальцы скользнули по моему лицу ото лба по векам, носу, губам, к подбородку и обратно. Приятно запахло косметикой, послышалось бульканье воды и явно не из динамиков. В темноте я смог разглядеть на своем рабочем столе увлажнитель со струйкой ароматного пара и китаёзу, колдующего в неярком свете свечей. Пальцы опять опустились на веки, прошлись влажными ароматными тампонами по лбу, носу, щекам. Руки хозяйничали на моем лице. Вместе со скрабом с кожи отшелушивались не только отмершие эпителии, но и мозги с очнувшейся памятью, как старый потемневший пятак, очищались от клеток времени. Из забытья, со звуком воды проявлялись обрывки воспоминаний. Склоны горы, запах костра и мокрых поленьев. Звуки быстрой речки, приглушенные шелестом дождя по навесу и грустным кустам. Усталость в бренном теле…

Аромат можжевельника перекочевал из мокрого куста вместе с нежными пальцами на мое лицо. Влажная теплая салфетка пригрелась на лбу и ноздрях, приглушила звуки музыки, и послышался издалека звук закрываемой в бане двери. Чтобы пар не выходил. На раскаленное паром лицо, горной холодной водой упали капли-пальцы с гелем-маской. Пробежались, освежая, и стали покрывать нежностью лицо. Память. Душу…

- Не шевелитесь и не открывайте глаза 15 минут. Голос откуда-то издалека, как с другой планеты. Открывать глаза? Шевелиться?! Ага! Щас всё брошу и как начну шевелиться! Организм усмехнулся сам себе и растёкся киселем по тарелке. Голова еще была, но уже ничего не соображала. Только едва живые нервы доносили откуда-то из другого измерения, что с ногами что-то творится. С ног сняли туфли и носки, закатали брюки и поставили ноги, сохранившие усталость лица, в теплую воду. Голоса переговаривались:
- Температура?
- 39.
- Добавь теплой. Померяй давление.

Что за голоса, какое они имеют отношение ко мне – я не знал и знать не хотел. Под подошвами началось шевеление и легкое покалывание. Потом те же руки взялись тискать и мять мои пальцы, стопы. Тереть подошвы чем-то приятно-колючим. Промокнули сухим полотенцем и начали втирать крем. С каждым движением пальцы растворялись уже не в ноге. Они холили и нежили открытые усталые нервы. Как музыку со струн они срывали с оголенных нервов усталость, заботы. Потом пришло сухое тепло. Уют бабушкиной печки из далекого детства.

До лица вновь осторожно дотронулись. Проверили впитавшуюся маску. Подули теплым ароматным ветром и обернули лаской. Вместе с остатками маски смыли и стёрли остатки всех чувств. И освежающим кремом вдохнули новую жизнь. С каждым прикосновением пальцев, как от живой воды, просыпались веки и брови, ноздри жадно втянули ароматы горькой степной полыни, смешанной с йодистым морским воздухом. К ним добавились запах жасмина и чего-то до боли знакомого.

- Полежите.
- Только не долго. Второй голос был очень знаком. Память начала лениво перебирать возможных кандидатов. Споткнулась на третьем и облегченно послала меня подальше. Потом проснулось любопытство и стало задирать одно веко вверх. Никак не получалось. Пришлось помочь бровью. Взгляд долго фокусировался, а сознание не могло сообразить: чьи это ноги лежат на каких-то подпорках в огромных носках-валенках с проводами? И знакомое тело…. Знакомое, но определенно не моё. Своё я хорошо помнил, потому что мог его ощущать. А это тогда чьё?

- Ну, давай! Уже можно очнуться. Точно. Знакомый голос справа. Пошла вверх вторая бровь и потащила за собой второе веко. Да. Помню. Андрюха. Сидит на полу. Мы так с ним на даче играли в нарды. А нарды где? Вместо доски с кругляшками, доска с чашками и в качестве партнера не я, а какой-то узкоглазый китаец. Теперь я понял. Они сидят на полу в моем кабинете и пьют ароматный, со знакомыми запахами, чай.

Дальше всё было знакомо: язык глотнул, по сухому горлу прокатилась шершавая волна и выплеснула на берег жажду. Я тоже захотел чаю.

- Вставайте, только медленно и осторожно. Рядом, в голубом халате, стояла Марина и складывала в саквояж свои баночки, тюбики, скляночки. Чтобы не мучиться, я сполз с кресла на пол, подполз к черному низкому столику и получил от китайца половину пиалы с эликсиром жизни – чаем. То, что это чай, можно было догадаться по пиале, запаху и отдаленно по вкусу. Я такого раньше не пробовал.

- Сейчас глотнёшь и очнешься, сказал Андрюха. – Я тоже так сползаю. А первый раз вообще заснул.

За запахом в носу, настала очередь вкуса во рту, потом глоток протолкнул к пищеводу первую порцию, и она помчалась, смывая на своем пути остатки сонливости, неги и отрешенности.

- Спасибо! Губы, уже смоченные чаем, повиновались, а голос и связки еще только настраивались и потому трещали и хрипели.
- На чай тебе 10 минут. И на пробуждение. Чтоб ты потом не ворчал, что я у тебя время украл. Хихикать сил не было, и я лишь слабо улыбнулся.

- Теперь мне кажется, что я ворчать уже никогда не буду. Не смогу.
- Сможешь. Но, меньше. Вообщем, с днем рождения тебя, брат!
- Это точно. Словно заново родился! И что это?
- Это? Марина. И мой подарок!

(В оригинале прямая речь выделена курсивом и потому читается и воспринимается легче, чем здесь).

"Старый блюз., Слушая Джона Ли Хукера."

Старые, разбитые артритом пальцы, дрожа, пощипывают струны гитары. Щетки барабанщика шуршат и пересыпают ритмично и медленно по сухой коже барабана не то просо, не то рис. Что-то очень мелкое. Два голоса. Мужской и женский. О чем-то разговаривают. Нет, не спорят. Скорее жалуются. Нет худа без добра. Когда не понимаешь язык и слова, то песню воспринимаешь музыкой, интонациями, каким-то нутром, что ли…

Старый и сухой негр не поет. Он рассказывает под музыку. Поет за него гитара в его заскорузлых руках. Поет и плачет. Вздыхает задумчиво рядом саксофон. Как бы вдали, шепотом и негромко соло-гитарист вкрапляет в эту мозаику отдельные к месту фразы.

Разговор за жизнь, он понятен без слов.

«Бэби» терпеливо ждет своего слова, пальцы нервно пробегают по грифу гитары. Латунная гильза 22 калибра на безымянном пальце пока неслышно скользит по струнам. Пауза. Только щетки шуршат теперь по медной тарелке. И Бэби-Бонни начинает возражать. Норовисто и напористо. Претензии высыпаются одна за другой. А старенький Джон прикрыл пергаментными веками глаза, лицо замерло от удовольствия…

Только пальцы живут своей жизнью. Ласкают гитару, ласкают звук. От этих ласк звук растворяется в воздухе, замирает на секунду плотным туманом, и стекает прямо к вам в душу. Устраивается там уютно и тянет изнутри веки, как старое одеяло. Голова сама начинает покачиваться в такт, нога притоптывать и за пеленой табачного дыма возникает рампа. За ней столики с седоками в вольных позах, небритых рожах, протертых и застиранных джинсах. Забавно смотреть, как толстый здоровяк, чтобы не стучать полной кружкой с пивом о стол, ставит ее себе на мощный живот. Тарелка с ростбифом рядом не поместиться, но вторая кружка встанет легко.

Между стойками с микрофонами и проводами, в глубине сцены, видно лицо саксофониста. Он хрупко ставит свой инструмент на специальную подставку, вынимает из нагрудного кармана губную гармошку, забавно облизывает губы и прижимает к ним обе ладони. Гармошку в ладонях почти не видно. Ладони утыкаются в микрофон, глаза закрыты, щеки пузырями раздуваются…. Пауза и заковыристый выход!

Звуки. Звуки блюза! Как дым от двух сигарет смешивается под потолком и зависает сизым смогом, так души слушателей и исполнителей смешиваются в невообразимый коктейль и подчиняются единому ритму.

Когда боец, закусив до крови губы, крушит всех направо и налево, изнуряя себя нещадно непосильным трудом, невольные зрители любуются его куражом и радуются себе потихоньку, что сами не попали под раздачу. И у наших исполнителей пошел кураж. Их «прёт» друг от друга, от музыки, от затихших зрителей, синхронных покачиваний головами в разных углах низкого зала.

Скажите мне, пожалуйста, о чем вспоминает старый негр-гитарист, играющий и поющий дуэтом с молодой и обалденно красивой белой женщиной? И еще мне очень хочется узнать, что чувствует эта женщина, впившаяся улыбающимся взглядом в старое морщинистое лицо? Что надо чувствовать, чтобы так петь и играть, как это делают Джон Ли Хукер и Бонни Райт?

И объясните тогда уж и мне – почему я не хочу выныривать из этого потока грусти и музыки? Из непонятных слов понятной песни…

А я понимаю, почему. Потому что эта песня обо мне. О моей жизни. Моей любви. О том, как я шел к ней. Трудно и долго. Сбиваясь с дыхания и с пути. Сколько раз я обманывался сам и сколько раз обманывали меня.

Послушайте ее сами, и вы тогда поймете, что происходит со мной.

Из ветки "Кулинария":

"Глинтвейн., Для души."
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=142972

"Цыпочка., Цыпленок-табака."
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=101115

"Тушеная свинина с грибами., (утверждают, что получилось вкусно)"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=110491

"Шашлык"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=12919&st=15

"Кофе по-варшавски!, (для гурманов штучка)"
http://forum.academ.org/index.php?showtopic=82582

Вот так вот, под дождик накапало...

10 ноября. Утро. Всю ночь плакал дождь. Погода сошла с ума. +10 последние дни. И синоптики, как врач в недоумении у постели шизофреника, уже сами не знают, что пообещать. Вдруг больной опять выкинет какие-нибудь коленца?

Темень на улице падает почти сразу после обеда. Жизнь тормозит и пытается остановиться. Всё труднее заставить себя сменить тепло и уют домашнего дивана на тёмную грязь придорожных разбитых тротуаров. Зато дышится полной грудью. Влажный чистый и теплый воздух рождает одно видение за другим. Зимняя Прибалтика с блестящей от бесконечного дождя брусчаткой. Черно-белый Питер с воздетыми к небу в еженощной молитве руками мостов. Опустевшая Евпатория, словно выброшенная хозяевами на мокрую улицу кошка. Грустные картины. От них и бежим скорее по своим норам. К чайникам, стаканам, компьютерам…

А в это время на Каянче цветут весенние подснежники! Как и тысячи лет назад, невозмутимая Катунь устало потеряла полноводие от осенней диеты. Затихает в омутах и ямах, сбавляет ход на перекатах. Готовится к своей очередной зиме. Шорох дождя по прибрежной траве и кустам. Шелест дождя по воде.

Дождь смывает последние остатки летней пыли. Приминает облетевшую листву плотнее к земле. Надо подольше сохранить тепло и влагу. Не улетевшие и не убежавшие за летом на юг птицы и звери завершают свои обычные приготовления к зиме. Уставший от брачного гона марал, выполнил свои обязательства перед природой-мамой и опять стал осторожен. Барсуки и медведи готовятся к торжественной сдаче своих зимних квартир, чтобы залечь на полгода в анабиоз. Тайга затихает. Река успокаивается. Они отдыхают от бесконечных летних гостей, бесцеремонно являющихся без зова.

А гости - те спешат и бегут к таким же барсучьим норам в железобетонных муравейниках. К иссушенным мерзкой водой и батареями центрального отопления своим убогим жилищам. И здесь с анабиозом большие проблемы! Никак не получается прикорнуть хотя бы до мая. Да, честно говоря, и не хочется. А как же снег? А Новый год?! Подарки, елки, хоровод?

Весна и лето – это награда выжившим и соскучившимся. Дотерпевшим. Медведь за зимнюю спячку теряет около 30 процентов своего веса. Мы же теряем раза в два больше. Не веса. Жизненных сил. Вдруг начинаем их беречь. Скупимся на душевное тепло. Боимся, что самим не хватит. Что дождь подмоет наши берега, снег заморозит и засыплет нервы.

Дождик барабанит по подоконнику. Нагоняет хмарь и безнадёгу. Скоро снег. Падёт, прижмёт. Укроет ватой улицы и души.

Хорошо с утра пишется!

Радар

Импульс ударил в мозг. «Опять проспал», подумал я. Так и есть. На обочине, из темноты кустов, появился призрак в игривом жилете, поднял невидимую руку и в ночи загорелся маленький черно-белый шлагбаум.
Стекло плавно съехало вниз, под колесами захрустел свежий снег обочины. Мотор вздохнул с облегчением на холостых оборотах и перестал жить, подчиняясь ключу зажигания. Усталый полосатый жигуленок дремал вместе с нахохлившимся водителем в таком же светоотражающим жилете.
- Инспектор ДПС старшина… Фамилия прозвучала на редкость неразборчиво. – Куда спешим? Он развернул ко мне окошечком радар. Рубленные зеленые цифры показывали 94 километра в час. – Предъявим документы.
- Да, без проблем, командир! Я вылез из машины и отдал свои аусвайсы. – Только техника у вас барахлит. Вы позволите взглянуть на пломбу поверки?
- Если вы согласитесь, что ехали со скоростью 94 км в час.
- Давайте сначала согласимся оба, что 94 км показывал прибор.
- Ну, хорошо. Смотрите. И повернул прибор ко мне пломбой.
- Даже если бы пломба была размером с вашу бляху, я в темноте и без очков всё равно бы ничего не рассмотрел. Позвольте? Я надел очки, взял в руки холодную тушку радара и поднёс ее под свет фар.
Радар аж взвизгнул и принялся мне жаловаться, что в нём постоянно копаются, не заряжают до конца аккумуляторы, бросают, как попало без чехла… Вы разбудите глубокой ночью сторожа-пенсионера, и он поведает вам то же самое. Что на посту сквозняк, сменщик вечно опаздывает, а бригадир пристаёт. Ну, и т.д.
- А пломба смазана и не отчетлива. «Так же как твоя фамилия» - хотел добавить я. – Давайте проверим вон на том лихаче. Из-за поворота, вдалеке, показались фары автомобиля.
Я поднял руку и нажал на кнопку.
- Вот это он даёт! Прибор показывал 190 км в час. Гаишник встал за мой автомобиль, чтоб не отсвечивать жилетом и тормознул по приближении эти две фары. Собрат милицейской машины, такой же жигуленок, может быть на пару-тройку лет моложе, легко остановился и через несколько секунд к нам подошел пожилой усатый таксист с документами в руке.
- Даааа… Это не Феррари. Сказал я негромко, но отчетливо.
- Это точно. Согласился со мной гаишник и спросил таксёра: - С какой скоростью вы ехали?
Усатый низким голосом ответил: - Моя старушка больше 70 км бегала лет 10 назад. С тех пор уже успокоилась и поняла, что не в скорости счастье, а в здоровье. А что, товарищ старшина, проблемы?
Справа, как из космоса космический корабль, сверкая и мигая кучей огней, надвигался по встречной полосе спешащий ночью трейлер с большим полуприцепом. Волной упругого воздуха нас всех троих качнуло вместе с машинами.
Я опустил руку с радаром и показал старшине скромные 48 км в час.
- Не может быть! А ну-ка дайте мне. После очередного Шумахера на мусорной машине со скоростью аж в 230 км в час, ночной портье вернул мне документы и махнул рукой. Мол, проезжайте. Раздосадованное лицо стало светиться вместе с жилетом.
Я сел в остывший пустой автомобиль, завёл, показал левый поворот и выехал на дорогу.
- И не жалко тебе было столько времени тратить? У меня даже двигатель остыл. Пока нагреется, солярку буду лишнюю тратить… Мой старенький автомобиль был такой же ворчливый, как и я. – Давно б уже приехали и спали… И чтоб не слышать этих стонов, я включил радио. Но, вместо передачи и Музычки оно хвастливо забренчало:
- Как мы его, а?! Он еще долго будет успокаивать свой радар. Сотовый телефон начал было привычно спорить с магнитолой. Пришлось выключить обоих. Я снял перчатку с руки и воткнул указательный палец в разъем прикуривателя. Ток и блаженство! Блаженство, ток, дорога… Почувствовал дорогу. Моргнул фарами, очищая с глаз пыль асфальта и копоть выхлопов. Руки – передние колеса, ноги – задние, вцепились всеми шипами в полотно трассы. Удары сердца разогнались и совпали с частотою двигателя. Кровь соединилась с топливом, и мы погнали сквозь время вперед! Чувство единения организма с машиной, с дорогой… Неповторимое чувство!
Если бы еще втулка в левом плече не побаливала. А топливный насос пора менять.

Чушь

Очень просто!
Чушь - это из живой стерлядки (только кастрюка не берите! У него морда тупая и мясо постное). А строганина из замороженной.

Поехали. Чушь.
Потрошу. С хребта изнутри ногтем убираю кровь. Мою холодной водой. Голову отрезаю под грудные плавники. Хвост. Остальное "тело" четвертую кусками шириной см 2-3-4. Если стерлядь большая - разрезаю хребет до спинного плавника, чтобы лучше промариновалась.

Классическая чушь: соль + перец черный молотый.
Раньше добавляли уксус. Я его органически не приемлю. Можно добавить мелконарезанного репчатого лука. Очень вкусно.

В Сузуне и на Алтае в чушь добавляют мелкопорубленный чеснок. Есть можно (жалко выплёвывать, рыбка дорогая). Но, по мне, чеснок перебивает напрочь вкус и запах рыбы.

Лимончик же этот вкус оттеняет! Нежнейшая рыбка тает во рту, а не в руках! Пахнет морозной свежестью и чистой речной водой, запах и вкус которой мы уже давно все забыли...

В итоге рекомендую: лук, соль, перец, лимон. Перемешать. 15 минут постоять, пока наливают по стопке чаю и режут аржаной хлебушко. Потом, открываешь кастрюльку, еще раз перемешаешь. Со дна, где лучше усолилась, берешь кусочек. Укладываешь его шипчиками на указательный палец и впиваешься зубками в розовую сочную мякоть...

Не забудьте, что внутри, на шкуре остается самое вкусное. Это надо всё съИсть!
Для эстэтов: филейным ножом доходим изнутри до кожи на спине и снимаем мясо со шкуры. (А с пальца вкуснее!)

И еще: у стерляди нет костей. У нее хрящи. Их тоже едят.
Из голов и хвостов делают юшку (уху без картошки с большим количеством рыбы и лука).

На строганину: делаем надрез шкуры кольцевой в паре см от начала хвоста и по месту отрезания головы (для простоты голову можно сразу отрезать, у кого силы хватит оттяпать замороженной рыбе). Срезаем 5 ленточек с шипами (1 - спинные, 2+3 - боковые, 4+5 - на брюхе). От хвоста подхватываю только кожу и снимаю ее прижав пальцем к ножу, в сторону головы. Легче и проще это сделать пассатижами. Ободранную тушку потрошу и режу такими же кусками, как и для чуши. Любителям можно построгать стружкой, если получится, чтобы не отвлекаться далеко в сторону. Строганина всё ж таки! Заправка описана выше.
Чуть не забыл! Шкуру, шипы - обязательно и всенепременно вместе с головой и хвостом в уху. В них самый смак и цымес. Чтобы после ухи не плеваться шипами, головы вынимаю, а "бульон" (тьфу! слово-то какое паскудное!) процеживаю через марлю. Лавровый лист, душистый перец обязательно.

По осени часто бывает у стерляди икра. Жарить! В большом количестве подсолнечного масла!

Для тех, кто не понял - это шутка юмора такая. Юмор у меня взыгрался вместе с кипящим, бурлящим и брызгающим через край желудочным соком.

Икру посолить, помешать вилочкой в кружке, собрать на вилочку пленочки. Втихаря, пока никто не видит, те пленочки съесть самому. Старики говорят в тех пленочках дикая сила и огромное здоровье. Да, и вкусные они, черт возьми!
Та икорка с черным хлебом не катит. Для икорки черной нужен белый свежий хлеб и трохи сливочного масла.

То, что торгуют в Москве и показывают с рейдов браконьеров на Каспии - это осетровая икра. А стерляжья икра - это в стародавние времена была царской трапезой. Осетровую трескали разные купчишки, а стерляжьей пробивались исключительно знать и высшее обчество. Потому как откушать осетровой морговали (не от слова "МОРГ" , а в смысле брезговали). И не понты это были, как сейчас бы сказали знающие и грамотные лингвисты. Вкус другой!

Если я сейчас начну рассказывать про тройную ушицу, то соляная кислота разорвет меня и безутешная вдова и дочки, сморкаясь в салфетки и выковыривая рыбку из зубов, расстроются чрезвычайно.

Да и время уже позднее. Сил осталось только добрести до опочивальни и упасть в объятия Морфея. (И баскетбол скоро начнется).
Что-то разболтался я аки птица-говорун...

Ботики

Обувь очень важна для современного человека. Уверен, что и наши предки с должным почтением относились к этому вопросу. У меня же по жизни отношения с сим предметом гардероба складывались очень сложно.
Начнем с того, что размер обуви у меня соответствовал классу средней школы, в котором я обучался. Чтобы было понятнее: в первом классе это был 41 размер, во втором – 42 и так далее, со всеми остановками. В 7 классе, кода я на размер посмел обогнать своего старшего брата, батя сказал, что топором мне подравняет ноги. Батя был весельчак и шутник, но сказано это было весьма серьезно, и моя суть испугалась и, рост прекратился. Ведь не мог он ее пужануть хотя бы в 5 классе!
Через то я страдал (и по сию пору страдаю) с выбором обуви. Зато донашивал пинеточки за братовьями только до 6 класса. Все еще вспоминаю стоптанные напрочь подошвы, драные пятки и разбитые носки. Зимой в них было холодно, летом жарко, в дождь они промокали и на ноге смотрелись хуже индейских мокасин.
Радость моя была преждевременной. Советская обувная промышленность шила обувь на нормального советского человека. А у нормального советского человека размер ноги не мог быть больше 46. Надо признаться – шила крепко. Потому многолетние и неоднократные попытки разносить 46 размер до необходимого 47 заканчивались безоговорочной победой родного отечества.
Мама – инвалид Великой отечественной войны (умышленно не сокращая до ВОВ, потому как уже не все понимают, что это такое) по своим ракетно-костыльным каналам договорилась, чтобы мне сшили ботинки именно моего размера в мастерской, где делали протезы для инвалидов. Я приехал в Кировский район. Передо мной выложили каталоги с рисунками моделей. Итальянские модельеры горько зарыдали, а у меня от вожделения слюна потекла как от радиации. Я выбрал модель поскромнее, заплатил гроши и уехал. Весь в ожидании и предчувствии шока, когда я появлюсь в этой фантазии в школе и на танцах в клубе «Юность».
Примерно через месяц позвонили, что обувь готова и можно забирать. Мы с мамой поехали за ботинками, как на первое свидание. Хорошо, что с мамой... Может быть, на протезах эти ботинки и выглядели достойно, но то, что я увидел, повергло меня в шок. Совсем не тот, о котором я так мечтал. Именно тогда я понял смысл страшной клятвы из популярного детского фильма-сказки «Клянусь копытами козла!»
Нас спасло, что «изделие» было традиционно 46 размера. Ну, не смогла мастерская переплюнуть всю советскую промышленность! Мастера посмотрели, повертели мою ногу в поисках, чего бы лишнего от нее можно было отрезать, и с глубоким вздохом сожаления вернули нам деньги. Вот так разбивались мои хрустальные мечты детства...
Вовка, мой старший брат и обладатель завидного 46 размера, познакомил меня с настоящими обувщиками. «Цеховщики» в то время было названием почти полукриминальным. Под этой жутью скрывались очень милые люди – армяне. Которые делали очень качественную обувь и продавали ее гораздо дешевле нашей и импортной по всей нашей необъятной, тогда, стране.
Алексей (упокой, господи, его душу!) сам снял с моей ноги мерку и объяснил, что надо сделать для меня персональную колодку и уже по ней – обувь. Вот так, на много лет вперед, была решена моя проблема.
Наступила очередная политическая «оттепель». Сказать, чтобы импортная обувь нестандартных размеров прямо-таки хлынула на наш пересушенный рынок, нельзя. Но, появились тоненькие ручейки и, пускай по блату, но уже можно было найти что-то приличное. Будучи в очередной раз в столице нашей Родины и торговли, Москве, я сподобился прикупить себе настоящие импортные остроносые и моднячие сапоги почти капиталистической Югославии и именно моего размера! Меня не смогли остановить даже их цена и то, что они были на высоком каблуке. Ну что это такое?! Каких-нибудь 6 см к моим уже 198-ми?!
Зато ноге было уютно и пальцы не поджимались к пятке. Сейчас я понимаю, что повезло мне неспроста. Тонкий слой поролона не грел при минусовой температуре, а при плюсовой создавал тот самый парниковый эффект, благодаря которому позднее появился пресловутый «Эль Ниньо». Но, ведь об этом знал только я! И потому вышагивал я в них с особой гордостью. И ничего что все косяки были мои. На темечке моём, как у каратиста на ладонях, появился профессиональный мозоль. Зато я мёрз зимой и парился осенью в классной модельной обуви!
Обращаясь к советскому кинематографу, не могу не процитировать очередной перл: «Заграница нам поможет!» При своем первом посещении братской (тогда еще) Польши я не смог удержаться и купил за 150 долларов США в Варшаве в фирменном магазине настоящие кроссовки «Nike» 49 размера. Ну, не было у них 47. И даже 48. Зато потом лет 10 я не знал проблем. И ногам было вольготно и привольно. Ах, как было ласково моим ногам!
Германия... И не просто Германия, а ФРГ! Франкфурт. Моя суточная командировка подходила к концу. Заканчивался день и ночью самолет в Москву. Но, я не утерпел. В ближайшем обувном магазине, на чистом немецком языке, потом на не очень чистом английском, мне попытались втолковать, как найти специальный магазин с моим размером обуви. Их счастье, что я не знал английского с немецким, а они не могли понять мой русский... Закончилось всё прозаично: на туристической схеме мне ручкой начертили маршрут, вывели на улицу, махнули в нужном направлении рукой и той же рукой постучали по запястью другой. Мол, «цыгель-цыгель ай лю-лю». Я понял это эсперанто и прибавил шагу.
За 5 минут до закрытия магазина я таки попал туда. Воспитанный в лучших традициях советской кооперативной торговли, которая как минимум за четверть часа прекращала свой товарооборот, чтобы достойно подготовить свою иссушенную душу и измочаленные нервы к возвращению домой, я был готов стенать и плакать. Если у них есть обувь моего размера, конечно. Стенать мне долго не пришлось. Я оказался в одиночестве в руках трех женщин весьма немолодого возраста. Моего высшего экономического образования хватило, чтобы написать им на листке заветную цифру «47», показать на свою ногу и потом тем же пальцем ткнуть в туфлю на полке.
Ажиотажа в пустом магазине не было. Тётки радушно усадили меня на диванчик и споро начали выкладывать передо мной из коробок мужскую качественную обувь. И всю 47 размера! Две помоложе и пошустрее подносили, а самая старшая (к моему стыду) склонилась передо мной на колени и стала снимать и надевать пару за парой. Я судорожно ждал финального выстрела, что мол уж поздно и закрыто. Что мол «придите завтра». Скосясь незаметно на часы и видя, что уже 15 минут прошло после закрытия, я начал понимать, что меня не собираются выгонять и хотят только одного – чтобы я купил у них нужную мне обувь. И я у них купил! И не одну! А на десерт порадовал себя умопомрачительными (по качеству, а не по цвету) носками за 40 марок.
И позже понял одну простую вещь. Оказывается в обуви зимой должно быть тепло. Летом не жарко, а весной и осенью еще и тепло!
Прошло совсем немного лет и я уже в Новосибирске купил замечательную пару туристических «ЕССО» с гортексом. Потом следующую. После «ЕССО» другая мне казалась тем кошмаром протезной фабрики из моего израненного детства.
Следующая картинка из развитого дикого капитализма и нашей недавней действительности. Базар из «Праздничного зала», что около метро «Гагаринская». На первом этаже большой «бутик», заставленный до высокого потолка товарами сапожных мастеров моей любимой фирмы «ЕССО». Из покупателей лишь я один. Из продавцов – одна тургеневская барышня с «Космо» на коленях и недоумевающим взглядом, оторванным от очередного перла.
Чтобы экономить время, я выработал простую и эффективную стратегию для обувных магазинов. С порога спрашиваю у продавцов: «А есть у нас в наличии 47 размер?» И бодро ухожу после ответа. В одном только случае из 100 или из 1000, уже не помню, я захожу и рассматриваю этот самый, неведомо как затесавшийся, размер.
Вот так и здесь. Спросил. На лице девы отобразилась мучительная мозговая деятельность. Потом она вежливо спросила: «Чего бы вы хотели?» Я к той поре существенно пообносился и хотел ВСЁ! Начал судорожно соображать, на сколько мне хватит денег, и что мне надо в первую очередь, и как Рома Карцев на складе, спросил, а траки тоже есть? На что мне дева, с тем же томным видом, спокойно произнесла: «А 47-го размера у нас нет». И опустила томный взгляд назад в журнал.
Конечно, вы захотите узнать финал этой истории. Нет. Я вам не скажу. Финал простой – уже можно стало купить обувь такого размера. И даже иногда попадается та, что нравится.
Но, редко. Очень редко.

Хороший фельетон получился. Сочувствую, коллега, я с моим 42-м проще живу.
Только всё-таки:

Спасибо, исправил

Написал давно. Но "герои" всё еще трудулись на этой самой "ниве" и упоминать фамилии было чревато. Сейчас почти все вышли на пенсию и можно рискнуть. Всё хоел выставить и послушать мнения "знатоков", да стеснялся.
Но, ведь интересно.
Вот, выставляю начало:

Посвящается моим друзьям, с которыми я отпахал славных и незабываемых
13 лет в этих самых “внутренних» органах ....


« Как я попал в ОБХСС.»



17.01.2001г.


После окончания в 1978 г. Института народного хозяйства, я был распределен на работу молодым специалистом в НИИ труда в Октябрьском районе. Примерно через месяц после выдачи диплома, я с направлением, как порядочный, пришел в отдел кадров этого НИИ узнать - что и как. В отделе кадров «милая» женщина бальзаковского возраста очень обрадовалась моему приходу. Вызвала начальника моего будущего отдела (не помню какого) – плешивого мужика лет 35-40, и они вдвоем стали расписывать мне самые радужные перспективы, как-то: оклад 105 р., а через 2-3 года уже 130р., работа с частыми и интересными командировками по курортам Западно-Сибирского региона, квартира к пенсии и т.д. Я по хорошему попытался объяснить, что живу с родителями в Академгородке (ездить на работу далеко и зарплаты мне как раз хватит на проезд и на обеды), жена - такой же молодой специалист, маленький ребенок, и я конечно к ним не пойду.

Дама с дядей сразу на меня окрысились и очень сильно. Видимо не я первый отказал им во взаимности. Стали мне угрожать, что открепительного талона они мне никогда не дадут, без него меня нигде не примут, а если примут, они всех по судам затаскают и т.д. В общем, чтобы я с понедельника сам выходил по-хорошему на работу. Я сказал: «Ага, ну конечно!», и больше они меня не видели.

Пришлось самому искать работу в Академгородке. Попробовав, безрезультатно, несколько мест («Да, с удовольствием, но только с открепительным талоном»), я не помню как, попал ближе к осени в НИИ систем. Заместителем директора по общим вопросам оказался приятель моего отца, хорошо его помнивший и он взял меня на свой страх и риск аж на 115 рублей!

Ехать до работы 20 минут, приличная зарплата - о чем еще можно мечтать! А график работы - это отдельная песня... Мне выдали индивидуальную пластмассовую перфокарту с моим номером (очень похожую на нынешнюю кредитку, только раз в 8 толще), которую я должен был при входе и выходе из НИИ засовывать в пасть турникета (как в метро). Компьютер в отделе кадров с точностью до минуты фиксировалось время пересечения «государственной границы» и естественно, общее отработанное время. В связи с этим обеденный перерыв был плавающим, т.е. кому как удобно, но не более 1 часа.

Коллектив в моем отделе был в основном молодой и женский, а характер в ту пору у меня был душевный и обаятельный, поэтому очень быстро мне объяснили, что надо приходить вовремя, в 8-30 и уходить вовремя в 17-30 - это машина просекает четко. Но в программе есть одно слабое место - если не совпадает число входов и выходов, она по умолчанию показывает, что все «ОК». Смывался я на обед с первой волной жаждущих пораньше перекусить без очередей. Поплотней, пристраивался за кем-нибудь пышнотелым и, имитируя, что втыкаю свою карту в турникет, получал на прощание под зад железякой, но не больно. Возвращался же я с последними отобедовавшими и честно отмечался у родной ЭВМ. Таким образом, обедал я, как правило, дома и не долго, примерно с 12 до 15 часов. Дольше я старался не задерживаться. Таких как я хитромудрых было немного, процентов 10-15, ну летом конечно больше. Пляж-то через дорогу! Мое столь длительное отсутствие на рабочем месте не сказывалось отрицательно на производственных успехах родного отдела только лишь за счет резкого повышения интенсивности моего труда в дальнейшем, и его производительности.

А трудился я знатно: ровно в 8-30 я, высунув язык и слегка приплющенный в автобусе, прибывал на рабочее место и в течение часа оживленно делился новостями с коллегами по работе, иногда перенося бумаги, которые мне давали умные люди из одной комнаты в другую. Примерно в 9-30 начиналась подготовка к утреннему чаю. В связи с врожденной аккуратностью и вкусом в мои обязанности входила художественная резка тупым ножом сыра, колбасы, хлеба, привезенных из командировок в Москву счастливчиками лимонов. После плотного чаепития и обсуждения профессиональных проблем, народ с сознанием исполненного долга начинал просачиваться на обеденный перерыв. После которого я, слегка заспанный и помятый в автобусе, докладывал о проделанной работе, получал новое задание, как правило, это была резка «синьки» - рулонов вонючей аммиачной бумаги с откопированными на ней техническими заданиями и их решениями. Ближе к 4 часам начиналась подготовка к «файф о клок», т.е. послеобеденному чаю. Если кто-то имел неосторожность родиться сам или родить ребенка; уйти-вернуться в отпуск; купить машину; получить квартиру; выйти замуж или развестись, то подготовка начиналась пораньше и посерьезнее: винцо, водочка или разведенный и подкрашенный спирт, соленые огурчики, салаты - остальное допишите сами. Но в 17-30, за исключением «серьезных» дней, все как один, усталые, но довольные, рысцой выдвигались на остановки к автобусам.

Умышленно не упоминаю сдачу заказчикам готовых проектов и их отдельных очередей. На этой стадии уже подключалось руководство не только отдела, но и отделения. Чай получался уже не просто чай, а банкет в самом большом кабинете, за сдвинутыми столами, накрытыми той же самой, только перевернутой «синькой», тостами в честь передовиков производства и в конце банкета животрепещущим обсуждением служебных перспектив, планов, кадровых вопросов, плясками и хоровым пением.

Особняком, конечно, стоят праздники типа 1 Мая, 7 ноября, Нового года, предпраздничные и особенно после- праздничные дни. От одних только демонстраций с флагами и портретами членов Политбюро дух захватывает.

Но вернемся к тяжелым трудовым будням. Через пару - тройку месяцев я достойно влился в коллектив, нашел свою нишу, присел и оглядел близкую и далекую перспективы. И что я увидел?! То же что и в НИИ труда, только в два раза ближе. Буря радости шлёпнулась жирной кляксой, тут же у ног, не начавшись. Вот тут-то, студеным зимним днем, ко мне подкрался Его Величество Случай в лице моего студенческого товарища Жени Бородкина.

Кто же это - Женя Бородкин? Без ложной скромности должен признаться, и не я один, что Бородкин Евгений Михайлович - человек-легенда Новосибирского института народного хозяйства и в особенности факультета «Финансы и кредит». Второй человек-легенда это, конечно, я, но давайте в порядке очереди...

В 1973 году на тренировках и играх сборной института по баскетболу я встретился с высоким плотным парнем. Шапка густых волнистых волос, светлые глаза или улыбались, или имели слегка удивленное выражение. Поведение и манеры степенные, другое слово трудно подобрать. Проще - представьте себе артиста Ширвиндта, такой же энергичный и «душка». Девушкам трудно было не любить его, они же любят плюшевые игрушки.

Играли мы хорошо, самозабвенно; особенно в ручной мяч. Институтский тренер по баскетболу, преподаватель кафедры физвоспитания мастер спорта по парашютному спорту Лев Саныч Красильников на Спартакиаду вузов города баскетболистов выставлял и на гандбол. Там тоже надо было стучать круглым мячом в пол. У нас в команде был волейболист по имени Колёк, который объяснил, что такое гандбол и показал маленькие хитрости, в том числе розыгрыш штрафного.

Два игрока встают спиной к воротам противника, откидывают мяч третьему, который с разбега в прыжке, через них и защитников бросает мяч по воротам. Хитрость в том, что двое спинами валятся и отталкивают защитников и не дают им помешать броску третьего. Так как, рост, прыжок и бросок у меня были неплохими, то и бросал по воротам я. Женя же мне откидывал мяч со штрафного. Когда после броска я падал на двоих своих игроков и защитников за ними, то видимо производил на Женю такое неизгладимое впечатление, а он человек впечатлительный, что он пару раз, защищая лицо, наклонял голову вперед. Навстречу моей руке, которая по инерции после броска лупила его по кудрявой голове. Волосы, конечно, значительно смягчали удар, и руке было не так больно. Как сказал бы дедушка Павлов - условные рефлексы получились устойчивые. Я просил Женю - откидывайся дальше назад и защитников отодвинешь, и я до твоей головы не достану, но было уже поздно. Играли мы хорошо, красиво и чаще выигрывали.

Первый курс мы учились на одном потоке, он на «Финансах», а я на «Статистике». Лекции типа Истории КПСС и научного коммунизма нам читали вместе. Потом я на год притормозил в академическом отпуске, а Женя закончил на год раньше меня. Интересные наблюдения на лекциях: стоило несколько раз почесать за ухом у Евгения, как тут же глаза у него начинали соловеть и закрываться, голова, как у Маяковского, склонялась на мощную грудь и ... энергично встряхивая гривой, Женя просил: «Витя не надо, я засыпаю».
Этот номер я, как Коперфильд, демонстрировал желающим на лекциях не раз.

Но самые яркие воспоминания у меня, и мне кажется у Евгения тоже, остались от нашей многотрудной жизни в общежитии. Вообще студентам с городской пропиской общагу не давали.
Но я жил в Академгородке и с помощью кафедры физвоспитания выхлопотал себе общежитие.

Женя тоже жил на Затулинке и естественно никак не успевал не то, что к первой паре, но и ко второй. Используя исключительно свое обаяние, он тоже очень быстро оказался в общаге. Мы жили в разных комнатах, но на одном этаже. Я со своим одногрупником Витей Конюковым из Черепаново, а Бородкин с Серегой Евсеенко из Омска. У ВитькА выражение конопатого лица очень напоминало улыбающуюся рожицу Страшилы Мудрого из книжки Волкова про Элли и ее друзей. Серега, кстати тоже баскетболист, вихрастый, крепкий парень, кулацкой закваски, на чем, как мне кажется, они с Женькой и сдружились. Кто был в начале 70-х в советском студенческом общежитии, тот знает, что это за зоопарк, с его обитателями, запахами, нравами и порядками. Для тех, кто не успел, объяснять не буду, т.к. психологический триллер в трех томах «Студенческое общежитие первой половины 70-х годов, как явление развитого социализма» готовится мною к отдельному изданию.

Моему соседу, как сельскому жителю, от родственников перепадало кроме всего прочего, в месяц по 4-5 синюшных кур-недорослей. Стипендии (кто получал) и прочих денег хватало максимум на 2 недели. Последнюю неделю перед стипендией питались святым духом. Так вот, последнюю, особенно синюшную курицу мы с Витюхой готовили следующим оригинальным образом:
1 - сварили суп, т.е. с картошкой или лапшей, суп съели, но птичку не тронули.
2 - на следующий день сварили её еще раз и съели все подчистую, кроме костей.
3 - на третий день очень легко нашли кости, (посуда мылась раз в месяц и на 1 Мая), залили их двумя стаканами чистой водопроводной воды, посолили, добавили специй по вкусу и сварили третий раз, съели с хлебом и с большим аппетитом, на отсутствие которого никогда не жаловались. Почему не варили четвертый раз - не помню, или деньги нашли или еду.

Женя, в силу своих природных обстоятельств, так жить не мог. Он привез в общежитие холодильник в основном для скоропортящихся продуктов, ну и для других тоже, а также цветной телевизор - что бы быть в курсе последних политических событий. Как правило, к вечеру, молодой студенческий организм категорически отказывался укладываться спать на голодный желудок. Мы с Конюковым раскулачивали наших друзей на приличную кость с мясом под предлогом, что мы сварим супчик на всех.

Т.к. из 400 обитателей общаги мальчиков было около 60, в том числе (цифры приблизительные): около 10 женатые. 5-6 хворые (как Боря Епрынцев с полиомиелитом и на костылях). А 8-10 чистые алкаши, то для нас с Витюхой найти у запасливых, молодых девушек в одной комнате морковку, в другой пару луковиц, а в третьей четыре картошки не составляло большого труда. Готовить мы начинали ближе к полуночи, час жарили-парили, потом съедали вчетвером приличную кастрюлю, как всегда в нашей комнате. Стульев на всех не хватало, поэтому стол подвигали к койке, на которой почему-то всегда оказывался Бородкин. После братской трапезы он подгибал ножки, валился на бок и томным, умирающим голосом просил: «Француз, иди на мою кровать, я встать не могу». Французом звали Конюкова, потому, что в нашей группе из 25 человек было 6 мальчиков, из которых четверо были Викторами, а Конюков, не как все порядочные люди, единственный (не считая меня) учил французский язык.

В четвертом часу ночи происходил обратный размен кроватями. О причине пристрастия Евгения к своей кровати, а точнее, комнате, как-то прокололся Евсеенко - в это время у Жени, согласно его спартанского режима, наступал первый завтрак. Он съедал всего пару булочек или пирожков штучки три или, на худой конец, пачку печенья. Конечно, с чаем или молоком. После чего опять крепко засыпал. Про первую пару я уже упоминал.

В Нархозе не было военной кафедры, поэтому после окончания института не служившие мальчики приглашались на 1 год в армию. Поздней осенью 1977 года, в серую мерзкую погоду, я подходил к общежитию по ул. Фрунзе мимо автобусной остановки. Меня кто-то окликнул. Я покрутил головой, никого из знакомых не увидел и, подумав что, обознались, пошел дальше. Меня опять позвали, я оглянулся на голос и ахнул. На остановке, в задрипанной ментовской шинели, шапке и кирзовых сапогах, стоял и улыбался мне Бородкин. Узнать сам его я и не смог бы. От его роскошных 115 кг, как и от густой шевелюры, ничего не осталось. Весьма короткая стрижка, запавшие щеки, стройность в талии меня сразили наповал. Обрадовались, обнялись и Женя тут же на остановке рассказал мне, что пошел не в армию, а в милицейский батальон, где попроще, главное - остался в Новосибирске. Но схуднул уже килограммов на 20.

Следующая наша встреча состоялась примерно через год, когда я уже работал в НИИ систем. Изменения в Евгении произошли с точностью до наоборот: он опять был хорошо упитан и великолепно выглядел. Я рассказал, какой ерундой занимаюсь, и спросил, где это он так расцвел. Женя сказал, что после окончания года тяжелой службы в батальоне, он работает опером в Ленинском ОБХСС. Я обалдел! В моем представлении оперуполномоченный ОБХСС был почти как космонавт или трое «Знатоков» вместе взятые (такой телевизионный сериал был, кто помнит). А тут живой обэхэссник, да еще знакомый... Я смотрел на Женьку разинув рот. Ему это понравилось, и он так запросто сказал, что если я хочу, он и меня тоже запросто устроит в ОБХСС. Еще бы я не хотел?! Но мне не верилось, я думал он хвастает.

Женя послал меня к своей знакомой инспектору ОК Городского УВД Поданевой Иде Христиановне - милейшей женщине, которая Бородкина называла только «Женечка». Ида Христиановна отнеслась ко мне по-человечески, сказала, что в ОБХСС я попадаю по всем параметрам. Только предупредила, что я должен пройти собеседование с начальником городского ОБХСС Веселовым Евгением Ивановичем. Чем я не понравился Веселову, я не знаю до сих пор, но не понравился очень сильно. Брать он меня не хотел. Поданева меня успокоила, что главное - попасть в систему МВД, а потом перевестись в ней из службы в службу - запросто. И предложила на пару-тройку месяцев устроить меня инспектором в Пятый отдел УВД. И лейтенанта пока получу и с народом познакомлюсь. Огляжусь, одним словом.

Вы знаете, что такое Пятый отдел УВД? А-а... Вы таки не знаете. Так вот, я тоже тогда не знал и пошел. Как позже, оказалось, оглядывался я два года. 20 января 1979 года я был принят на работу в органы внутренних дел.
В УПК РСФСР было такое понятие - «наказание, не связанное с лишением свободы». В простонародье «химия» и «исправительные работы». В Новосибирской области было десятка полтора спецкомендатур (стройки народного хозяйства) для «химиков» и почти в каждом райотделе инспектор инспекции исправительных работ ( в сельских районах, как правило, по одному, а то и на два района, а в городских по 1-2 человека). Пятый отдел распределял «химиков» по спецкомендатурам, руководил последними, следил, что бы давали выработку, план (!!), не было рецидивов и еще огромная масса оргвопоросов.

Хотя отдел был подразделением областного УВД, располагался он не на Октябрьской улице, а в отдельном двухэтажном деревянном особняке на ул. Трудовой с удобствами во дворе. Возглавлял отдел Иван Петрович Данилов - добрый барин с запорожским осельцом в два оборота вокруг плешки. За тринадцать лет работы в органах я не встречал ни одного человека, который на память знал абсолютно все стихи Тараса Шевченко. Пока я два месяца ждал первое звание, отдел переодели из милицейской формы в общевойсковую и я получил звание лейтенант внутренней службы, чему сильно огорчился, как и все остальные.

В НИИ систем меня, как молодого специалиста, посылали перебирать картошку на плодо-овощную базу УРСа, а в Пятом отделе на уборку урожая и на усиление уголовного розыска два раза по месяцу.

В сентябре 1980 года меня направили старшим опергруппы УВД (во!!!) на уборку урожая в Венгеровский район. Если посмотреть на карте, дальше только остров Шпицберген и Мексика. Ближние районы были более «хлебные» и их разбирали по блату. В мою группу входили старшина областного ГАИ Коля Дрючин и старлей - пожарник, тоже из областного УВД, оба уже опытные работники и годками лет на 5-7 меня постарше. Я поехал в гражданской одежде, т.к. армейская форма с краповыми лампасами у народа почтения не вызывала, в лучшем случае - недоумение. Мои «подчиненные» были одеты строго по форме.

Как-то так получилось в моей жизни, что непьющих сотрудников ГАИ я знаю гораздо больше, чем пьющих. Коля не пил, к нашему с пожарником большому сожалению, за весь вечер граммов 100 водки или бутылку пива. Зато как гаишник был – асс!

Как-то за стопкой чаю, Коля обмолвился, что на Олимпиаде в Москве его представили к ордену боевого Красного Знамени за то, что он помог комитетчикам кого-то задержать. Хотя, на вид, был очень серьезный человек. Но самое смешное, что ко Дню милиции, 10 ноября, его наградили за Олимпиаду орденом Знак Почета. Второй орден на весь новосибирский батальон дали командиру - полковнику, и как после сказал Коля, не могли же старшине дать награду выше, чем полковнику. Пожарник - тот вообще был «герой». Чтоб живые люди могли так пить крепкие спиртные напитки, я даже себе представить не мог. Несмотря на то, что в лице моего отца и его фронтовых друзей нашел достойных знатоков и умельцев этого нелёгкого дела.

В Венгерово нас поселили в гостинице. Центральной и единственной. «Холидей Инн» в сарае. То, что удобства на улице - это само собой. Кровати с панцирными сетками до полу, по четыре в камере, то есть, номере. Когда за стенкой, в соседнем номере, кто-нибудь садился на кровать или ночью на ней ворочался, моя кровать попадала в резонанс и ходила ходуном.

Питались мы по началу, как все приличные командировочные, в столовой-кафе на центральной улице, недалеко от нашего «отеля». Пишу про эту столовую, и начинает подкатывать изжога. Суточных хватало на один обед. Местный гаишник подсказал, что лучший вариант - это устроиться харчиться вместе с механизаторами в совхозе «Венгеровский», расположенном в самом Венгерово и вокруг него. Проблема только с директрисой - очень лютая женщина, потому что совхоз один из самых богатых, а ментов она не любит очень сильно. Дрючина где-то не было и мы с пожарником с самого раннего утра пошли на поклон. В приемной секретарь за пультом с рациями, как в УВД, просила подождать. Через полчаса стало понятно, что ждать мы будем очень долго. И тут мой деловой пожарник взял быка за рога, и как, подлец, красиво! Вот что значит профессионализм и опыт!

Он любезно попросил у секретарши чистый лист бумаги и конторский клей. На листе написал: «Опечатано инспектором УПО УВД НСО, не срывать!», вылил на лист полтюбика клея и выдернув из розетки шалман проводов, налепил свою печать на розетку. Какой вой подняла секретарша, надо было слышать! Серенада Солнечной долины! Прибежал, ударенный током, гл. энергетик. Пожарник ему стал вкрадчиво объяснять: нельзя в одну розетку одновременно включать электрообогреватель, пульт, чайник, пишущую машинку и еще полдюжины электроприборов. Энергетик стал просить включить только пульт, т.к. должно было начаться селекторное совещание директора с отделениями совхоза, идет уборка урожая и т.д.

И тут мой мудрый пожарник показал, что умеет не только водку пить. Он показал дяденьке на провод от розетки, который в дырочку на деревянном косяке убегал куда-то за электричеством. Оказывается, этот провод должен проходить не в пожароопасном косяке, а через стену, а проход через стену должен быть в трубе-изоляторе! После этого энергетик все понял и исчез за дверью директора. Через 2 минуты нас пригласили войти. Суровая женщина в огромном кабинете из кинофильмов режиссера Александрова довоенной поры, со снопами различных колосьев, поздоровалась, не разжимая зубы, и спросила, чем может нам помочь. Я доложил, что мы - опергруппа УВД, прибыли в Венгеровский район, что бы помочь в уборке урожая, в том числе и Венгеровскому совхозу, где работало довольно много привлеченных из Новосибирска людей и техники. После обмена информацией и любезностями, дама спросила про наши проблемы и сказала, что с питанием нам помогут. Поблагодарив, мы стали прощаться, и директриса вежливо попросила включить пульт с радиостанцией хотя бы на селекторное совещание, т.к. идет уборка и т.д. Я выдвинул на линию огня бравого пожарного, который заверил, что ради уборки и нашего плодотворного сотрудничества он сможет на один день наступить на горло собственной песне, конечно, если завтра замечания будут устранены. Если бы на меня так посмотрели, как на гл. энергетика и заверили, что приведут все в соответствие и устранят замечания, то я бы зубами стал сдирать изоляцию с проводов под напряжением прямо тут же в кабинете!

Кормить нас пристроили вместе с механизаторами на отделении рядом с Венгерово. За те копейки, что мы платили (сначала) за еду в центральном ресторане райцентра нам бы дали стакан каленого чая без сахара и грязную алюминиевую вилку. После завтрака, кстати, до 8 часов утра, с пирогами, пампушками, молоком, маслом, медом, кашей и прочим желание было только одно - лечь и серьезно заняться перевариванием съеденной пищи. На обед была феерия щей с телятиной, котлет, жареной картошки, свежих овощей, домашней сметаны, масла (секундочку - слюни проглочу). Порции были такие, что на добавку не хватало ни места в желудке, ни сил в душе. Ужином не кормили, но мы не сильно и расстраивались. Самое интересное, что мы еще и работали.

«... С миру по нитке...»

Гаишник задержался на пару дней. Спокойный, улыбчивый, но шустрый. Остро встал вопрос транспорта. Опергруппа есть, но пешком, а район не маленький. Начальство РОВД на мои вопросы и повизгивания отмахивалось, им было не до нас. Коля меня успокоил и сказал, что транспортную проблему постарается решить. С местным начальником ГАИ они составили список организаций района, в основном райцентра, у кого были легковые машины, и которые в уборке урожая играли 70-ые роли. Список оказался внушительным. Его представили начальнику РОВД, который подредактировал своих блатных и родственников и вернул с наилучшими пожеланиями флага нам в руки. С обкоцанным списком мы пошли к председателю райисполкома, который тоже повычеркивал своих и выдал нам распоряжение РИК со свой подписью и печатью о выделении в распоряжение опергруппы на 2 дня каждый, легкового автомобиля и т.д. Контроль за исполнением данного распоряжения возложили на РОВД, а те конечно на нас.

Я понимал, что на бумаге это красиво, но видел выражение лиц начальника РОВД и председателя РИК, и мне становилось скучно. Гаишник развез копии нашим будущим друзьям и на следующее утро мы, как «три тополя на Плющихе» ждали нашего первенца по списку. Мы с пожарником очень хотели увидеть того идиота, который добровольно отдаст свой служебный автомобиль с шофером и бензином в самую охотничью, рыболовную, грибную и огородную пору таким же трем идиотам, неизвестно зачем и неизвестно - за что. К скрытой радости местного ментовского руководства, от «первенца» мы машину прождали напрасно. Я собрался бежать, брызгать слюной, но Коля меня успокоил, что цыплят считать будем мы.

День мы продурковали пешком, а на следующее утро, раненько, Коля Дрючин проверял техническое состояние при выходе на линию из гаража, угадайте, в каком хозяйстве... Пра-а-авильно! Из двух десятков машин на линию смогла выйти в технически исправном состоянии только одна машина - Уазик директора, да и то только потому, что он был абсолютно новый, прямо с завода. У остальных обнаружился стук в рулевом управлении, неисправные тормоза, отсутствие огнетушителя или полога для укрывания перевозимого зерна, и вообще - неопрятный вид. Административный протокол был составлен только на механика, выпустившего такие неисправные автомобили. Когда мы с пожарником пришли к 9 часам в РОВД, там уже нас ждал Коля с большой пачкой номерных знаков. Начальник РОВД, по моему подполковник предпенсионного возраста, фамилию, к сожалению, не помню, вызвал меня к себе и повез к председателю РИК. Коля, по моему настоянию, поехал с нами и шепнул мне, что бы я не бздел и перевел стрелки на него.

В огромном кабинете пред РИКа нас ждали с большим нетерпением и, судя по свекольного цвета роже директора автохозяйства, перед нашим приходом он объяснял руководителю районной власти, как он собственноручно будет срывать с нас эполеты, бить батогами и ссылать в Сибирь. Худосочная власть вежливо попросила объяснить наше поведение начальника райотдела, который быстренько предоставил слово мне. Я был еще более краток и предложил доложить о результатах проделанной работы инспектора ГАИ УВД Новосибирского облисполкома старшину милиции Дрючина Николая Батьковича. Коля, почти полушепотом, спокойно, со ссылкой на номера приказов МВД и УВД (в сторону начальника РОВД), на контроль со стороны Венгеровского райисполкома за ходом уборки урожая (в сторону пред РИКа), на правила дорожного движения и административный Кодекс РСФСР (в сторону директора), очень популярно и доходчиво всё объяснил. А именно: что будет с шоферами, которых заставляют работать на такой неисправной технике, что будет с самой техникой, что будет с руководителем, а что будет с контролирующими органами, которые допустят такое безобразие.

В связи с тем, что он не упомянул, что будет с властью, которая..., сама власть со слезой умиления, призвала к перемирию, погрозила заскорузлым пальцем директору автохозяйства, похвалила начальника райотдела за принципиальность, а нас с Колей, чуть задержав в своем кабинете, лукаво подмигнув, молвила - «так их, козлов!» Кто из нас с Колей был Козлов, мы выяснять не стали, т.к. нас ждали в приемной. Самое интересное, что не было ни слова сказано, о том, что нас «прокатили» с выделенной автомашиной.

Директор в приемной, сбавив на полтона, попросил вернуть номера машин и заверил, что досадное недоразумение с выделенным нам авто он устранит, накажет виновных (мы и не сомневались, судя по его изжеванным губам), и завтра машина нас будет ждать с раннего утра. Начальник РОВД нас похвалил и сказал, что и дальше нам будет так же помогать по мере своих сил и возможностей.

После этого, ни одного подобного случая с машинами не было, наоборот, везде нас встречали с «распростертыми объятиями», особенно Колю. Таким образом, транспортом мы были обеспечены.

Мемуары big'у определённо удаются. Видимо, как жанр документальный, а не художественный.

Я правильно понимаю, что рассказ не закончен?

Мемуары могут обрываться на любом месте. На то они и мемуары.

Очень интересно, выкладывайте, пожалуйста, продолжение (особенно в свете того, что знаком с Венгеровским районом не понаслышке)

Боже, какая прелесть!
big, Вы когда вторую книжку издавать будете? Становлюсь в очередь.

Биг, вот это "Посвящается моим друзьям, с которыми я отпахал славных и незабываемых
13 лет в этих самых “внутренних» органах ...." - просто отлично! Читается на одном дыхании, написано легко и увлекательно. В общем, супер

Задача - до июня 2007. Потом не до книжки будет.
А что, аот это последнее, в книжку пойдёт? А то меня здесь многое смущало.
http://lib.aldebaran.ru/author/strugackie_..._lebedi__0.html
http://astrobl.ru/news/51080
http://koktur.net/camera-high.html
http://auto.mail.ru/article.html?id=43360
http://www.youtube.com/watch?v=qSp392FHWOw
http://www.youtube.com/watch?feature=playe...d&v=oacelnX3VSQ
http://www.adme.ru/zhizn-zhivotnye/27-mest...glazami-594605/
http://www.adme.ru/tvorchestvo-fotografy/podlovili-541455/
http://vk.com/search?c%5Bperformer%5D=1&c%...ection%5D=audio
http://vk.com/audios-47206871?album_id=36175250
http://interesbook.ru/?p=6803#
https://www.youtube.com/watch?v=_0wjNqXUDUQ
http://justcoolidea.ru/sekrety-opytnyh-tur...eshevaya-eda-2/
http://rubook.org/author.php?author=1287
https://bestmaps.ru/map/google/hybrid/19/50.../personal/59469
https://artlot24.ru/lots/skulptura-obnazhennaya-1093
http://www.antik-forum.ru/forum/showthread...t=131806&page=6
http://www.restavrator.ipdl.ru/item18.html
http://atas.info/reviews/polezno-znat/v-pr...rozhnom-zatore/
http://yarbig.ru/checkout/?step=success&orderID=2688
http://www.extremetyre.ru/product.htm?id=dt0051

И что самое смешное: начинал писать в 2001, а заканчивал в 2003...
А щас что-то не прёт...




https://berdsk.n1.ru/view/70650734/
https://berdsk.n1.ru/view/71095893/
https://berdsk.n1.ru/view/70156676/
https://berdsk.n1.ru/view/70558226/
https://berdsk.n1.ru/view/71060220/
https://berdsk.n1.ru/view/70684701/

https://novosibirsk.n1.ru/view/32964690/

Вот такая беда родилась:

БУДУЩЕЕ

Самому стало интересно: что же такого я вижу в своем будущем? Ближнем и дальнем.

Так любил в далеком детстве мечтать! С годами какие-то мечты исполнялись, но большинство уж не сбылось. Кругосветного путешествия я так и не совершил. Не мыл золото на Аляске и даже на Колыме. Не нашел Шамбалу в Гималаях, т.к. туда так и не добрался. Не стал богатым и знаменитым. Зато я научился управлять своим будущим.

После своего первого посещения Горного Алтая я понял, что здесь, среди хрустальных горных ручьев и водопадов, на каждой травинке-паутинке капелькой утренней росы, в цирке долины Кош-Агача, перед пропастью перевала Кату-Ярык, здесь моя Шамбала!

Она была, есть и я очень надеюсь, что будет. Я показал ее, не тая, своей младшей дочери и теперь тоже могу заглянуть в ее будущее. Она вернется сюда, я уверен. И вернется сюда не одна. Так же как и я привез под эти звезды и начищенный до блеска Млечный путь, свою любовь. И показал ей все, что видел сам прекрасного.

А в близком будущем я повезу туда своего ребенка, который родится этим летом. Это моё Будущее. Кровь от крови моей. Частица моей души и тела. Моя надёжа и опора. Пусть горы отодвинутся на год, но точно знаю, что Алтая ему не миновать. Что будет он вместе со мной замирать перед Телецкими закатами, что мать его будет кормить пойманными живыми харюзами.

Я покажу ему все, что видел сам. И научу всему, что сам умею. Проведу теми же дорогами, где он, как и я встретит добрых друзей. Будущее? Да, Будущее! Моё и только моё. А какое оно получится, далекое или близкое, пусть решает само. Я не тороплюсь. Готовлюсь. Мне не досуг, я жду ребенка.

Еще за мной один должок. Мне надо старшей дочке показать, чем бредит ее отец и где живет его душа. И обнаглевшая мечта рисует дивную картину: собрать всех моих родных, любимых и близких мне людей за одним столом. Как в детстве нашем... По воскресеньям мама накрывала обед в гостиной, а не на кухне. И не было деликатесов. Зато была Семья.

Мда... Будущее – сложная материя. Но, «step by step», как говорят французы!
Ведь мы сперва идём своим путём. Идём, спешим, бежим. Потом обрастаем грузом забот и обязанностей. Нести в руках становится сложнее. Руки отрываются и вытягиваются от тяжкой ноши до самой земли. Колотим тачку, вяжем лямку, сажаем в тачку с барахлом и скарбом всю свою семью и тащим в гору. И вперед. Взрослеем. Понимаем, что проблемы сами создаем. И чувствуем, что ноша полегчала. То детки выросли и вылезли с тачанки. Сначала сами рядышком идут. Потом помогут где-нибудь в подъёме. Растут детишки, пищат внуки...

На облучке, смахнув забытое старьё, освобождают место. Усаживают. Отдохни. И чувствуешь запалённое дыхание, усталость в ножках, головокруженье. Зато сидится чинно, видно далеко. И есть возможность вспомнить... Но, «вспомнить» - это про другое. Сейчас мы вглядываемся в Будущее. А Будущее пристально всматривается в нас.

Пытался передать ожидание. Не знаю, как получилось?
Вообщем - вот:

Занавес будущего дня

Подъем казалось отобрал последние силы. Но поднимался не зря и очень важно, что успел. Вышли еще затемно, в густых, почти черных сумерках ночи. За долгие годы скорость передвижения собаки и человека сравнялась, и даже иногда человек опережал животное. Вот и сейчас. Еще не прошли половину пути, только-только начались хорошо видные в темноте просевшие сугробы, как он понял, что устает. А пес уже отстал и за спиной делал вид, что в подъем он идет только по просьбе хозяина. В принципе так оно и было. Только просить уже не надо. Просто пес всегда шел за хозяином, исключая те редкие случаи, когда слышал: «Подожди, я скоро вернусь».

Закончились деревья и начали местами попадаться, абсолютно черные в темноте на белом снегу, куртины можжевельника. Похолодало, но одевать свернутую за спиной куртку нужды не было. Пот струйками сбегал по щекам и высокому лбу. Застревал в мохнатых бровях.

Дышать было тяжело. Позади слышался громкий недовольный сап. Отдохнув и подождав своего попутчика, мужчина, наклонившись, потрепал его по мощному загривку и спросил:
- Что? Устал? Потерпи, скоро дойдем.

В ответ пес отвернулся и грустно посмотрел назад. Он давно уже стал прагматиком и знал, что придется возвращаться обратно пешком, а не на машине. Дыхание восстановилось. Можно не торопиться, но и задерживаться не стоит. Он не любил торопиться и поэтому никогда не опаздывал. Всегда выходил пораньше и оставлял себе несколько минут, чтобы сосредоточится перед встречей или обдумать будущий разговор.

Снег просел, слежался от теплого весеннего воздуха и задубел от ночного заморозка. Идти было легко и почти неслышно. На гриве снега нет. Его высушило радостное весеннее солнце. Травы мало и трудно было назвать травой желтые остатки, аккуратно подстриженные козами и косулями.

Светло было от звезд. Столько звезд бывает только весной и осенью. Разглядывать звезды – это было приятным занятием. Но, не сейчас. Остановки получались всё чаще. По виду понурой собаки он понимал ее негодование и нежелание идти дальше. Но также он знал, что собака за ним пойдет. Она шла всегда за ним. Сначала, пока была молодая, бежала впереди, оглядываясь и зовя за собой. Шныряла тенью по кустам и зарослям, вылавливая любимые запахи дичи. Со временем рейды по согре сокращались. И теперь она терпеливо идет за ним, задыхаясь и не понимая: какого рожна они попёрлись за полночь в горы и без оружия!

Скорость наконец-то попала в резонанс с дыханием, идти стало легче. И легче вспоминать. Вспомнил первого тетерева, поднятого молодой собакой, совсем еще щенком. Кто из них больше испугался – было непонятно и смешно.

Небо над гривой чуть посветлело и стала видна граница между землей и небосводом. Звездочки прижмурились, устало затухали. Некоторые еще судорожно подмигивали ему, но было понятно, что часы их сочтены.

Грива. Долина внизу, как чернилами, наполнена чернотой. Снега нет, ветра нет, приятно идти по тропе. Да и недалеко. Знакомая скалка. Под ней осколок торчит из земли с округлым, словно специально для него отполированным сидением. Мягкая куртка привычно легла на сиденье. Только присев, он понял как сильно устал. Вытянув ноги вперед, руками погладил уставшие колени. Взгляд был прикован строго на восток. В светлеющем небе сначала погасли одна за другой все звезды. Последняя особенно сопротивлялась, заглядывала в светлеющую котловину с противоположной стороны. Потом погасла. Тишина звенела. Ее можно было потрогать рукой. Ночные птицы затихли, а дневные боялись нарушить покой этой минуты торжественного ожидания.

Медленно поднимался занавес будущего дня. Небо безоблачное, туч нет. Да и когда это вы видели на Алтае весной на заре тучи или даже облака?!
Вместе со сменяющими друг друга всевозможными оттенками багрового, красного, оранжевого и желтого, небосвод на востоке начинал полыхать дивными красками.

За спиной глубоко и шумно вздохнули. Пес подошел и грузно опустился на землю, привычно привалясь тяжким телом к ноге хозяина. Заглянул в лицо грустными глазами с отвисшими нижними веками, отвернулся к восходу и опустил голову на скрещенные лапы. Сипло и глубоко вздохнул, а потом затих, как и человек.

Солнце ухватилось лучами за край хребта, подтянулось и начало потихоньку выглядывать. Сначала одним лучиком, потом вторым. Улыбнулось ожидавшим его и стало выкатываться шустрее.

Долина перед ними наполнялась солнечным светом. Остатки темноты пытались спрятаться в утреннем тумане и исчезали вместе с ним. День начинался. Еще один день наших героев. Они пришли в гости к солнцу и встретили его как дорогого гостя. Или хозяина? Не важно, в конце концов. Они таки встретились.
На камне, на самой гриве хребта, сидели двое и, затаив дыхание, впитывали в себя первые лучи нового дня.

Усталые глаза старого пса заслезились от яркого света. Он оглянулся на хозяина и понял, что не надо его сейчас беспокоить. Голова вернулась обратно на лапы, верхние веки опустились полные утренней дрёмы. Только одно ухо подрагивало в ответ на далёкий клекот токующего глухаря.

Человек вздохнул, как собака и рука его опустилась на собачью голову. Он встретил свой рассвет.

Почему то вспомнилось
Хулио Сесар Сильвайн
У меня есть собака, верней
У меня есть кусочек души,
А не просто собака.
Я люблю её и порой
Очень сочувствую ей
Нет собаки у бедной собаки моей
И вот, когда мне бывает грустно...
А знаешь ли ты, что значит собака,
Когда тебе грустно?!
И вот,когда мне бывает грустно,
Я обнимаю её за шею
И говорю ей:
"Собака, Хочешь я буду твоей собакой?"
Наверное настроением.

Еще про настроение:

Тоскливо...


В открытую дверь заглядывает уходящий народ, удивленно дергает бровью. Кивает, прощаясь, и торопится домой. Мне торопится некуда. Дом пуст. Скучен. Холоден. Я не хочу в свой дом. Перебираю варианты: Игорь уже в Красноярске. После последней отмечаловки на Мишку жалко смотреть, он травит теперь свой организм «Нарзаном». Уже пожалел, что вчера неосмотрительно отказался от приглашения Сереги. Страшно возвращаться хмельному за рулем из города. Времена уже не те…

В воздухе повис вопрос: Куда? Да, хоть куда! Поеду, отдам денежки за гараж. Из приемной пахнуло свежезаваренным кофе. Рефлекс Павлова. Вот, и заодно заеду куда-нибудь, посмакую чашечку хорошего кофе. Колеса машина, как ноги, сами повернули не домой, а в другую сторону. Куда? Где вкуснее? И сам понял, что мне абсолютно всё равно – куда. Просто очень не хочется еще один вечер одному искать пятый угол в пустой, и сразу ставшей чужой, квартире.
А что легче: сидеть одному в пустой квартире или сидеть одному в полупустом кафе и смотреть, как остальные сидят явно не одни?

Сделав большую петлю, заворачиваю домой. Я сам себе сварю отличный кофе. У меня есть 4 шоколадных конфетки. Налью из старых запасов один глоток старого мартеля ХО. В основном, чтобы нюхать, а не пить. И буду плакаться в монитор, как мне погано и тоскливо. Лихо я сам себя обманул!
Постоял, подумал и ахнул лишнюю ложку душистого кофе в джезву. Затаился в засаде и следил за поднимающейся пенкой. У нас с ней старинная игра: «Кто первый отвернется?»

Как правило, проигрываю я. Если отвернусь. Победил на этот раз. Как на витрине, нет, лучше будет: как на параде выстроил под рукой бокал с душистой маслянистой жидкостью цвета… Какого же цвета хороший старый коньяк? Солнечный? Нет. Это цвет жизни! Цвет осуществившегося заповедного желания, за которое мы платим Судьбе бешенные деньги. За глоток мечты. Пускай будет цвет желания.

В большой и толстой кружке кофе не так быстро остывает. И не надо постоянно доливать в маленькую чашечку. Запах обалденный! С чем можно сравнить запах кофе? Курящие люди скажут, что с запахом первой сигареты после долгого перерыва. Первый глоток – первая затяжка.

Горечь от предозировки кофе перешла в заметную кислинку. И 4 конфетки на краю стола, как последние гранаты перед танковой атакой. Я готов! Нет, подождите. Глоток кофе скатился по глотке, оставив на языке приятную горечь и вкус. А теперь, еще не остывший нос в бокал с коньяком. И закрыть глаза… Жар полуденного солнца над сочащимся зноем и пылью французским виноградником. Темень и вековой покой старинных подвалов с закопченными арочными сводами и перспективой уходящих в даль и темноту бочек, в которых происходит Чудо! Свет свечи. Тихий смех. Шепот любимого голоса. Уют. Да, бездна уюта в одном запахе. И маленький робкий глоток. Даже не глоток, а так… Смочить губы и язык, уткнуться носом, как бежавший из каземата пожизненно заключенный, в стог сена, и дышать. Вдыхать и ни о чем не думать.

Нежное пламя быстро переходит в теплоту. Коньяк стекает маслянистыми каплями и разводами по внутренней стенке бокала. И стекает с моей души хандрой. Теперь – гранату. Ой, конфетку! Чередовать можно в произвольном порядке. Главное в этом деле не торопиться. И я смакую коньяк. Смакую кофе с конфеткой. Смакую свою жизнь и свое одиночество, свою тоску. Да. Заметно полегчало. И стало интересно наблюдать за происходящими процессами. От коньячка веки стекают этим благословенным напитком, рассудок ныряет в запах и не хочет из него возвращаться. Кофе бодрит, хоть и остыл и уже похрустывает на зубах осадок.

Чтобы оттенить вкус тоски и запах напитка включаем старые блюзы. Чуть-чуть. Едва слышно. Чтобы звук не мешал запаху. А запах не мешал памяти. Размякшая от блаженства память, по-барски спрашивает: чего ты хочешь, угодник? Я шепчу ей заповедное желание. «И только?! Легко. Смотри». И я смотрю, затаив дыхание. В смеющиеся серо-зелено-голубые глаза, искрящиеся от счастья и любви.

А вы говорите – тоскливо…

Ох, как хорошо! А "Занавес будущего дня" любого собачника возьмет за душу. Грустно.

Друзья

(Из первой книжки)

У меня есть четыре друга, за которых я порву любого.
За ними плотной стеной, плечо к плечу, стоят человек двадцать, для которых я сделаю всё возможное и всё невозможное.

Дальше моргают фарами, машут приветственно рукой, улыбаются и показывают большой палец, звонят, и ласково матерясь, спрашивают «А чего это я так раскис?!». Дружно поднимают бокалы, стаканы, фужеры и обрезки пластиковых бутылок, нет, не собутыльники (пара-тройка из них вообще не пьёт!), люди, готовые пожертвовать ради меня самым ценным, что у них есть и что мне от них нужно – временем! И посчитать их не возможно. С кем-то живешь рядом и встречаешься каждый день, а кого-то видел раз в жизни, в сутолоке, мельком и вы запали друг другу в сердце как осколки снежной королевы.

Наши отношения взаимны, хотя мы не признавались друг другу в вечной любви и крепкой дружбе. Об этом не говорят, это чувствуют.

А сколько интересных людей в этой жизни прошло мимо, не заметив мой искренний интерес к ним. Хороших, отличных людей. Или я постеснялся обозначить себя? Как посчитать тех многих, с кем развела судьба и разметала жизнь? Несть им числа и имя им легион!

Душу греет уверенность, что в трудную минуту ты не останешься один, и крепкие плечи подопрут тебя, готового рухнуть и прикроют твою спину от коварного удара. У кого-то найдутся нужные слова а, скорее всего нужное молчание и я пойму, что молчат не от равнодушия, молчат сопереживая.
Есть такая забавная детская игра «Паззл». Или не очень детская. Мы все частички огромной мозаики, притираемся к соседям острыми гранями, меняемся местами, ищем партнеров по цвету. И когда этот здоровенный пасьянс под названием Жизнь, ложится верно, вот тогда становится хорошо и эту картину не стыдно показать своим друзьям и близким. Всем вам!

Под Новый год мы все отчаянно ждем от Судьбы подарков. Не буду перечислять каких, вы сами всё прекрасно знаете. Из года в год, наивно, как в детстве, мы заглядываем к себе под подушку, в сердце, в кошелек.… Но, самое смешное, что мы правильно делаем! Подарки Судьба раздает только тем, кто их ждет, а уж потом тем, кто заслужил. Если останется.

Я знаю, что вы достойны Подарка Судьбы, надо только верить. Я знаю. Верить, ждать и уж конечно любить!
Ребята, давайте дружить.

Подтолкнуло выдернуть из своей первой книжки обсуждение темы в "Кулинарии" "Домашняя колбаса".
Итак:

Кровянка


Первый раз в жизни я ел настоящую кровяную колбасу лет в 13-14. Отца пригласили в воскресенье друзья куда-то в Мочище «резать кабанчика». Мать дала меня отцу в нагрузку, во-первых, чтобы я заморил червячка (а морить его было весьма сложно в связи с моим патологическим жором), а во-вторых, чтобы быть уверенной, что отец не загуляет и хоть какой, но вернется домой.

Мы приехали пораньше к черту на кулички. Мужики для сноровки сразу сели за стол поправляться. Поправились изрядно, обсуждая по ходу дела подобные случаи и экзотические приемы забоя. К честной компании откуда-то прибился старый дед, очень похожий своей мощью и статью на Щукаря Шолохова. Ему плеснули полстакана и его серьёзно торкнуло. Дедуля сразу вспомнил, что служил в кавалерии у Семен Михалыча Буденного и шашкой разваливал на всем скаку до седла! Народ имел неосторожность хихикнуть, тогда дедушка принёс заржавевшую саблю, которую едва вынули вдвоем из ножен, и начал ею угрожающе размахивать.

Кончилось тем, что пришла хозяйка и сказала, что «Пора!», им еще мясо разделывать и вообще, хватит пить. Мужики энергично выпили «по последней», разобрали инструмент, и пошли на дело. Дело должно было состояться во дворе, в небольшом, утопленном в навозе загончике, к которому притулился покосившийся чулан. Хозяйка принесла посудину с помоями и нежно и слезливо позвала: «Боря-Боря-Боря!...». Так зовут курочек – цып-цып-цып. На это «цып» из чуланчика вышел Боря.… Если меня поставить на четвереньки я буду вполовину меньше этого «Бори».

Почетное право «первой брачной ночи» предоставили заслуженному ветерану забойного цеха – деду. Тот, как своего боевого гнедого, оседлал верхом жердину забора над миской с харчами и когда Боря уткнулся пятаком во вкуснятину, наотмашь рубанул его с плеча, как гада Петлюру. Сноровку дед не потерял, но координация от принятого на грудь ослабла, и батя едва успел его подхватить уже в полете.

Ржавая шашка сделала своё дело: вдоль хребта Бори от лопаток почти до поясницы шкура разошлась сантиметра на 3 глубиной, и под ней стало видно светло-розовое сало.

Кабанчик с испугу громко пёрнул, присел от неожиданности, наглости и боли, и отскочил на середину загона. Рана, как и глаза, наполнялись кровью. Этим кровавым взглядом он оглядел собравшуюся братву и понял, что дело серьезней, чем он думал.

Отряд вооружился подручными средствами: топором, здоровенным кухонным ножом и, по-моему, вилами. И пошла потеха!... Кабанья кровь и моча ударила в голову не только бедному животному. Оседлав забор, вооруженный до зубов народ, начал методично сечь-колоть-рубить пробегавшего мимо дракона вымазанного навозом и кровью, сочащейся из многочисленных, но неглубоких ран.

Клиент понял, что лучшая защита – нападение, а может от безысходности, начал кидаться на своих инквизиторов. Отец поначалу как-то индифферентно стоял чуть в стороне и не принимал активного участия в общей забаве. Потом снял с забора, потерявшего в бою табельное оружие, дедка, уже просто голосящего и размахивающего за компанию руками.

Баталия кончилась также неожиданно, как и началась. Бате надоела суета, а может просто захотелось выпить, он залез на прогнувшуюся верхнюю жердину, рухнул на пробегавшего зверя сверху и задушил его за горло руками. Вымазанного дерьмом героя подняли под руки и с почетом и восторгами повели сначала в полухолодную баню, а потом как римского сенатора в тоге, обернутого чистой простыней посадили во главе стола и наконец-то налили.

Перенервничавшего дедка женщины отнесли и уложили спать.
Кто-то, не самый геройский, остался свежевать и разделывать тушку, а остальные стали оживленно обсуждать все перипетии прошедшего сражения, не забывая регулярно освежаться самогонкой.

Очень быстро на столе оказалось свежее жаренное с луком и картошкой мясо. Выпили под горячее. Мне по молодости лет не наливали, но я наверстывал своё обильной трапезой, не забывая про квашенную капустку, соленые помидоры и винегрет. В финале, под торжественные фанфары вынесли кровяную горячую колбасу. Как сейчас помню, ее вкус мне тогда показался божественным. В кровь было изрядно добавлено перловой крупы, мелконарезанного сала и осердия. Такой радости я по малолетству еще не едал. Сделав невероятное усилие над своим организмом, я затолкал в себя и этот деликатес.

Домой мы явились победителями с отличными трофеями в виде свежего мяса и кровяной колбасы, которую мать нам выдавала по пластику и не разрешала есть без хлеба.

И вот прошло мучительных 25 лет, за время которых я с ностальгией вспоминал пиршество души и тела и копил в себе эмоции, чтобы выплеснуть их на Вас. Я задержался в пространстве и времени по одной простой причине – я познал алтайскую кровянку! Тот, кто ее пробовал, поймет и простит меня за мои скудоумие и безобразный язык, который не в силах выразить всю прелесть этого шедевра. Тех, кто не пробовал, прошу напрячь свою фантазию и представить себе, что же этого такое – кровяная настоящая алтайская колбаса и что для этого нужно. Описываемые ниже события происходили лет 10-12 назад, знойным погожим летом в научной столице Горного Алтая – Черге

Это очень просто: нужен живой баран. За бараном мы с Юрой едем на моей «Ниве» в Мухор-Чергу к Сютычу. Николай Сютович это потомственный чабан в 368 поколении, а Мухор-Черга это деревня на 20-30 дворов недалеко от Черги и гораздо выше ее.

Лето, яркое солнце. Контрастность на ближних и дальних горах, зелени трав и голубизне неба задвинули до предела, и кажется, что таких ярких красок в жизни не бывает. Добавьте сюда запахи разнотравья, забродившего от свежего воздуха, хор кузнечиков и соло птички во главе с режиссером-дирижером коршуном, парящем высоко в небе и вы хотя бы приблизительно сможете представить себе летний Горный Алтай.

На дальней окраине деревни находим около строящегося дома пожилого подсушенного и сморщенного алтайца. Юра объясняет ему, что вот, приехали друзья из Новосибирска, и умирают, как хотят свежего барашка. Летом скотину режут на свадьбу и на похороны. А у нас просто дурная прихоть – барашка захотелось! «Нету барашка». Я разочаровался и у меня пропал всякий интерес к нашему собеседнику. А Юра, Талейран наш доморощенный, продолжает обсуждать с Сютычем покос, здоровье, строительство дома для одного из детей Сютыча. Я гляжу на Юру и понимаю, что сейчас его отрывать нельзя! Для него сейчас самое важное – как там овцы, на верхних пастбищах, а пошатнувшееся здоровье собеседника – это новость №1. В ходе неторопливого разговора выясняется масса интересных и нужных деталей: повадки больной лошади, роды очередного внука позапрошлой осенью, сломавшийся автомобиль… Сютыч спрашивает, не забросим ли мы на стоянку пару мешков муки на нашей «Ниве». Я про себя думаю: «Щас! Ага! Мяса не допросишься за свои кровные, а тут еще ему что-то подбрасывать!» Радость Юры и его пионерская готовность меня несколько озадачивают, и я нутром чувствую, что здесь не всё так просто.

Мы, как два молодых тимуровца, далеко за центнер весом каждый, закидываем в присевшую и погрустневшую «Ниву» 4 здоровенных мешка, Юра изящно залазит на заднее сиденье, Сютыч устраивается рядом со мной, и выезжаем за деревню. Дорога, в виде наезженной колеи крадется вверх по распадку, между рядками пахучего свежескошенного сена. Километров через 8-10, забравшись еще выше, подъезжаем к двум избам, стоявшим посередине живописной долины. Разгружаемся сами, потому что никого нет, все на покосе. Едем выше на покос и находим молодых потомков Сютыча с собаками и детьми, занятых важным государственным делом. Если не заготовить вовремя сено, скотина сдохнет долгой зимой с голоду, а за ней сдохнут и хозяева.

Сютыч дает команду и двое молодых парней вместе с ним, начинают сгонять мирно пасущихся овечек в ограду. Потому как на воле овцу не поймаешь, а всё стадо распугаешь. Овцы как ртуть перетекают в загон. Юра, стоя вместе со мной у ограды, просит молоденького барашка. Сютыч ковыляет между разбегающимися овцами, периодически ловко выхватая за заднюю ногу то одну, то другую. Валит, щупает между ног, заглядывает на всякий случай в глаза, идентифицирует на своем компьютере, проверяя ее родословную, и пальцами-рентгенами просвечивает на состояние здоровья. Шестая или седьмая удовлетворяют его высоким требованиям, наследники ловко связывают короткой веревочкой все 4 ноги, и мы тащим добычу в машину. Подстелив пленку, укладываем нового пассажира на место мешков, расплачиваемся. Юра достает бутылку огненной воды. Немудреная закусь, неторопливая беседа. Я удостаиваюсь от Сютыча замечания: «Из Новосибирска, говоришь…». Юра предлагает мне посмотреть, как алтайцы летом хранят мясо без холодильника. Маленькая дощатая избушка с дырой в остроконечной крыше, прокопченными стенами и завешенным старым байковым одеялом дверным проемом. Входим. На земляном полу, под дырой тлеет здоровый лиственничный пень. Он не может разгореться, т.к. весь кислород выжжен и развешанным на стенах и балке кусках мяса и потрохам нечем окислятся и портится. Над пнем висит большой казан, из которого на нас удивленно выглядывают пустые глазницы бараньего черепа, наполовину торчащего из шурпы. Глаза щиплет от углекислого газа, и я очень хотел бы увидеть ту муху, которая рискнет залететь под такую газовую атаку.

Как почетным гостям, нам с Юрой предлагают отведать араки – молочной браги. Юра храбро хватанул стаканчик, а я, посмотрев на ведерко и кружечку из которой надо пить, так же храбро отказался.

Раздобревший Сютыч лезет по лестнице под крышу жилой избы и вытаскивает пару отличных косулячьих рогов. Презент!
И после этого вы мне будете говорить: «Сходи на базар за мясом!?». А поговорить??

В Чергу мы возвращаемся почти героями. Наши оголодавшие женщины нас не дождались, приняли по чуть-чуть и развлекают себя сами оживленной беседой, живописно расположившись в шезлонгах на заднем дворе за столом, достойным короля Артура.

Трофей вместе с пленкой и какашками вытаскиваем из машину и укладываем на землю. Ополоумевшие от счастья собаки, кобель лайки Аскат и сучка-терьерша Чикита, мельтешат под ногами и успокаиваются только после Юриного окрика. Улегшись на приличном расстоянии (чтобы Юра не смог достать), они гипнотизируют бедную овечку, работая хвостами с частотой пчелиного крыла.

Есть два способа забоя мелкого рогатого скота. Первый – варварский. Когда просто, как в кино, перерезают горло от уха до уха. Но тогда, в кровь, которая нам так нужна, может попасть и шерсть, и остатки вкусной, но не переваренной овечьей еды. Настоящие алтайцы, а мы уже не сомневались, что мы самые настоящие, делают совсем по-другому.

Юра видел сам, как это делается, но до сих пор резал только варварски. Но, мы же не звери и решаем делать всё как надо.

Итак: Юра – хирург, а я – ассистент, т.е. обеспечиваю неподвижность клиента и анестезию Юры. Что удается плохо, когда обидевшаяся овца все-таки сильно лягнула Юру по предплечью.

Чтобы опустить кровавые подробности, рассказываю вкратце: в районе солнечного сплетения Юра сделал пациенту надрез и потом чистой и голой рукой вошел между диафрагмой и легкими к сердцу. Порвал аорту пальцами, чистая кровь собралась в нужном месте, и нам осталось только дождаться отхода дергающейся овечки. А дальше всё пошло как по маслу. Раскрыли грудину и поварешкой вычерпали всю кровушку. Правда, дальше свежевать было не удобно. Но для Юры это не составило особого труда.

К телу покойной вернёмся позднее, а сейчас поторопимся разобраться с кровью. Её получилось литра 2-3. Жена Юры Оля – это женщина с ангельским характером и олимпийским терпением. Потому что рядом с таким стервозным монстром любая другая уже через неделю подсыпала бы ему в супчик чего-нибудь упокойтельного.

Собранную кровь Оля пожамкала руками, пропуская ее между пальцами. В крови появились какие-то сгустки, которые были отфильтрованы через марлю. Пока она занималась этим, (репчатый лук был уже почищен и мелко нарезан), мы с Юрой закончили «клиента». Счастливые собаки получили копыта, селезенку и еще что-то непотребное. От шкуры они отказались. Раздача призов проходила строго индивидуально, потому что Аскат так и норовил обобрать бедную девочку Чикиту.

Вывалив беремя кишок, Юра сказал: «А может быть, сделаем и дюргом?». Именно тогда я первый раз услышал это волшебное слово!
Но, пока что нам были нужны толстые кишки. (Я и в дальнейшем буду говорить «мы», но это просто из скромности, т.к. моё участие в операции сводилось к «подержать, положить, налить». Фактически всё сделал один Юра, а я просто мешался у него под руками, с умным видом позируя перед видеокамерой).

В тщательно промытые проточной водой кишки и пузыри была налита процеженная кровь, в которую были добавлены: с пол-литра молока, мелко нарезанный лук, соль и перец. Кишочки были тщательно завязаны суровыми нитками с обеих сторон и опущены в кипящую воду. Через 10 минут, после того как вода закипела вновь, блюдо было готово.

Тарелки расставлены, стопки налиты, собаки отогнаны, и Оля водружает посередине стола дымящееся блюдо с кровяной колбасой или как говорят в алтайском народе – с Кровянкой!

Об одном жалею до сих пор страшно! Что в баране так мало крови и что ТАКУЮ «колбасу» я ел всего только три раза. То, что я ел, колбасой можно назвать только по аналогии, что тоже в кишке. Фактически это ароматное нежнейшее суфле, которое почти разваливается на вилке и проще есть его ложкой. Большой ложкой! Немножко радовало одно: что в то время наши детки Никита и Полина, были еще маленькие. Сейчас бы они слупили всё сами.

То, что два часа назад беззаботно носилось по горам, вкушало за обе щеки душистую траву и запивало ее хрустальной родниковой водой, смешалось с Юриной настойкой на красном и золотом корне, с треском всосалось в мою плоть, и я понял, наконец, что жизнь прожита не зря!

умилило, похоже как у Державина:

Бьет полдня час, рабы служить к столу бегут,
Идет за трапезу гостей хозяйка с хором.
Я озреваю стол — и вижу разных блюд
Цветник, поставленный узором.

Багряна ветчина, зелены щи с желтком.
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пестрая: прекрасны!

Прекрасно потому, что взор манит мой вкус;
Но не обилием иль чуждых стран приправой,
А что опрятно все и представляет Русь
Припас домашний, свежий, здравый.

Описанная еда Державина воспринимается глазами, еда Гоголя — душой, еда Гончарова — только желудком, у Чехова — языком. А у Бига вызывает уважение потому, что натурально и правдиво как и преподносит нам её жизнь, восприятие у меня разумеется.

В "Кулинарии" ищут уху. Я нашел у себя, опять же в первой книжке.
Это сложно назвать кулинарным рецептом, но...
Судите сами:

Уха

Если первые полстакана «За погоду!» захлебать наваристой горячей ухой, а потом тщательно чередовать дринки с жаренной налимьей печенью и самим налимом, то даже не понадобится чай, хотя он очень желателен, после жирной пищи. Процесс еды замедляется, уступая место процессу переваривания и застольной беседы. Тела расслабляются и принимают всё более горизонтальное положение. Самые упертые продолжают править погоду за столом, а наиболее слабые, и я в их числе, уже перебрались на нары, улеглись ногами к печке, и вяло поддерживают тлеющий костер разговора.
А погоду править таки надо. Она, подлюка, совсем распоясалась, упала старой мокрой жабой на Телецкое озеро и нежно стучит каплями дождя по крыше и брызгает изредка в стекла окна. Дальний грохот грома оттеняет уют в сухой избушке и заставляет неудобно изогнуться, чтобы видеть в приоткрытую дверцу печки гипнотические всполохи огня на углях. Обложной дождь с самого утра, под вечер надоел всем, даже таким заядлым рыбакам, как Ватсон и Мишка.
Монтана очень живописно и пафосно рассказывает в четвертый раз, как он отгонял волков от лайки Чебурашки, его повествование изредка прерывается, рассказанными к месту анекдотами и ответным смехом. Изнутри суспензия уже всосалась в кровь, и пошел процесс ее окисления, сопровождаемый нежным потеплением в организме и блаженным рассасыванием мозга. С помощью печки и новой дозы суспензии, согреваются ноги, а красная, после солнечных предыдущих дней, рожа, расположенная на тяжелеющей голове, подсказывает, что уже можно открыть дверь и проветрить помещение.
Ленивое и ласковое матерное изречение легко останавливает все попытки впустить порцию свежего воздуха, тем более что остро желающих вставать и открывать дверь не наблюдается.
За окном непогода пытается обгадить нам чудесный вечер, ярится и не поймёт, что уже опоздала. Нам хорошо. А по стеклу стекают боль, дождь и время.
Шуршание мышки в коробках с харчами под нарами, смешивается со звуками дождя, бормотаньем и позвякиванием стаканов за столом, и я засыпаю.

Для любителей кошек и котов - маленькое эссе с фотографией вот тут:

http://forum.academ.org/index.php?showtopic=142817&st=30

Приготовил для новой книжки наши старые путешествия.
Это начало. Если будет интересно - выставлю продолжение.
Мне очень интересно ваше мнение и замечания.

АРГУТ.

Если глянуть на карту Кош-Агачского района, то Северо-Чуйский, Южно-Чуйский и Катунский хребты в месте впадения Карагема в Аргут закручивают эдакую «розу ветров».

Разведчик, в лице не последнего связиста Республики Алтай Сереги, утёр намокшие от пива пушистые усы, подтолкнул средним пальцем у себя на переносице очки и привычно развел руки. «О такие!» Это было сказано про харюзов. Про тайменей и ускучей он руками не размахивал, но и так было понятно, что маленьких тайменей Серегины харюза бы съели и не подавились.

Это был наш первый вояж в таком составе и самый наглый по маршруту. Состав определился просто и непринужденно. Три трехдверных джипа-коротыша, 6 человек и 1 собака. Два Ленд Крузера с лебедками и один Гелендваген, любовно прозванный «немецкий Уазик». Места распределились согласно купленных билетов: Мишка – водила и общепризнанный бригадир, с ним за штурмана и оператора Ваня. Второй Крузер: я и Серега – наш Дерсу Узала, единственный кто бывал в этих местах. Водили оба по переменке, с той лишь разницей, что когда вел я, Серега с кайфом курил, а когда вел он – я, как обезьяна на трапеции метался с видеокамерой по машине и снаружи ее, пытаясь увековечить подвиги экспедиции. И на немецком уазике за водилу и оператора Леха, а штурманом у него и собаководом Дима, по имени Ястреб, с лайкой по кличке Загря.

Выехали 15 сентября 2000 года в ночь на 16, чтобы за один присест одолеть почти 1000 верст до Кош-Агача.

Без приключений не получилось, и они начались как раз посередине пути. На выезде из Шебалино, куда мы заезжали за картошкой, не зная, что у Лёхи с собою было, я чуть не раскатал насмерть глухого пьяного дедка. Мужики вернулись за нами часа через два аж из Онгудая, когда поняли, что что-то случилось. Пока отвезли ветерана Куликовской битвы в больницу, пока оформили с гаишниками все бумаги, прошло часов 5 и стало понятно, что за день до Кош-Агача не успеем. Добрались только до Яломана, и осталось время, чтобы по светлу поставить лагерь и почаевничать. Подхарчились хорошо, но чаевничали скудно, т.к. завтра было еще ехать и ехать. Так, граммов по 180. Утром, чай-кофе, палатки в скатки, по машинам и наш маленький караван дружно рванул на юг.

В Акташе отметились у погранцов, плеснули солярки и прошли Кош-Агач почти на выстрел. Тут была последняя заправка, поэтому солярки накапали во все места под пробочку. Асфальт кончился, но до речки Джазатор шли весело и лихо, по пути проверив на заставе крепость границы, закрытой на ржавую цепочку и почтовый замок.

Погода прохладная, но солнечная. На ярко-синем небе белые кучерявые облака, легкий пронизывающий ветерок. Вообщем, всё в строгом соответствии с тем, как мы правили погоду накануне вечером. Лиственницы вдоль дороги подернуты ярко-желтой сединой, внизу под дорогой река изумрудного цвета и вдоль дороги, как воронки от снарядов, ровные каменные лепешки от разграбленных курганов.

Не дожидаясь темноты, свалили влево на ровный пятачок берега и затаборились. Разведчик, как ему и положено, пошел на разведку. Т.е. Серега схватил удочку и пошел терзать харюзов, пока остальные негры ставили лагерь, готовили ужин и собирали дрова. Усталость двух дней пути сказала свое веское слово, поэтому вечером, под костер да под шум реки усугубили по-взрослому. Тем паче, что последний гаишник остался далеко позади, и местные кони со своими седоками с недоумением поглядывали на кургузые «трумэны» без кузовов.

17.9.2000
Утро было дивное, морозное и над рекой стлался туман. Он приподнимался с метр над водой, зависал, потом медленно и задумчиво направлялся в сторону берега, чтобы испариться, осесть красивой изморозью на пожухлой траве и еще не облетевших листьях. Дурная привычка вставать первым вынудила развести костер и поставить воду на чай. Из палаток гоблинами, с ночной размазавшейся косметикой под глазами, повыползал народ. За ночь все привыкли, и уже никто не замечал шумящего экспресса реки. В голубом чистейшем небе без облаков еще светила почти полная платиновая луна.

На ребрах палаток, на стеклах машин и на посуде, живописно разбросанной по складному столу после вчерашнего застолья, осел красивый серебристый иней. Загря, свернувшись калачиком и спрятав нос под пушистый хвост, лежала под пологом Диминой палатки и ждала, когда же прогреется солнышком земля, чтобы по ней можно было ходить босиком, без комнатных тапочек.

Последним из палатки выбрался Серега. С вашего позволения я опишу этого алтайского монстра. 175 см роста, худой, сутулый, с добрыми голубыми глазами. Пусть вас не обманывает внешний вид. Он рвал меня и Юру Лукьянова – алтайского богатыря, один двоих и голыми руками, как Тузик грелку. Серега кокетливо и косолапо отошел от стола метров на 15 и смачно помочился, под комментарии собравшихся и воспоминания незабвенного фильма «Особенности национальной охоты». Опорожнившись, Серега разбушевался, что его разбудили в 7 часов утра. И сразу же успокоился чистой детской душой, что водка не замерзла. День задался, можно было завтракать, собираться и ехать.

Дорога уходила на запад, слева, за рекой из тумана и тучек вырывались кусками освещенные утренним солнцем белки. Перед большой и последней деревней с вкусным названием Беляши, проезжаем мимо городища мусульманского кладбища, похожего издалека забором и крышами на пионерский лагерь.

Сразу за деревней дорога поняла всю свою оплошность, расползлась сначала неимоверно по склону, усыпанному валунами, а потом начала вытворять цирковые кульбиты. Скорость резко упала, машинки обиженно заревели, а дорога, вырезанная в крутом склоне, стала карабкаться вверх и прижиматься к реке. Скоро на левом берегу показалась живописная скатерть степи Самаха. С высоты открывался великолепный вид, который сначала оживляли симпатичные облачка, но постепенно они кучковались и притормаживали у далеких вершин.

Мне понравился этот вид, и я попросил Серегу остановиться, чтобы сделать пару снимков. Выехали на верхнюю точку подъема на гриве, и Сергей тормознул. Пока я снимал, сзади подкрались, свистя злобно турбинами, наши попутчики. Буданов, уже сам свистя и, почти взрываясь, как турбина, с помощью ненормативной лексики стал объяснять Сереге, где и как можно притормаживать на подъеме. Очень подробно останавливаясь не на технических терминах, а на родословной нашего Проводника. Пришлось взять часть огня на себя, запахло паленым, и мы поторопились рвануть вперед.
Для тех, кто не знает, должен сказать, что Михаил – добрейшей души человек. Только сам он об этом даже и не догадывается. Поэтому всем окружающим достается от него не только на орехи, но и на вставные зубы. Ярый поклонник Элвиса Пресли, с прищуренными природой, а не чаем, глазами и хвостиком волос на затылке, Миша знал о технике абсолютно всё и даже то, что она сама не знала. Из сломанного пылесоса, миксера и соковыжималки он, тут же на коленке, мог собрать для вас картинг, которым и занимается всё свою сознательную жизнь. К его несознательной жизни я отношу страстную любовь к охоте и рыбалке. С последней у него особые счеты. Он ловил тайменя там, где не может поймать никто другой. За что был проклят неоднократно сам со всеми своими японскими спиннингами. С хариусами ему скучно. Вот были бы они хотя бы килограмма по три… Здесь необходимо добавить, что именно Михаилу принадлежит честь быть изобретателем знаменитой слабоалкогольной суспензии разных номеров, которая согревает душу и тело, и одним махом развязывает язык.

То, по чему мы ехали, лишь с большой натяжкой можно было назвать дорогой. У нас дорогой называется то место, по которому мы собираемся проехать. Мало того, что она металась серпантином вверх и вниз, одновременно она прижималась по круче к обрыву над рекой и почти сразу же падала вправо и вниз в распадки с бегущими меж валунов ручьями. Машин не встретили ни одной за всё время пути, если не считать проржавевшие остовы внизу под горой. Но, следы их видели. А оно и хорошо, что не встретили, разъехаться со встречной машиной можно было только в распадках по ручью. Когда Крузер крался, натужено ревя, в гору, становилось заметно, что по мере удаления от цивилизации и электричества в Беляшах, облака сбивались в тучки, и просветов на небе становилось меньше, чем наших кучерявых попутчиков. С каждым километром мне становилась всё более понятной реакция Вассермана-Буданова (это я в сердцах иногда так величаю Мишку, когда он обижает меня) на нашу остановку на склоне: машинки не то, чтобы не захлебывались на подъеме, но черную солярку выплевывали не переваренную. Тяжко им бедным пришлось.

На паре мелких бродиков по валунам останавливаемся, высаживаем десант операторов и увлеченно снимаем крадущиеся через камни машины, даже не представляя, что ждет нас еще впереди. Пару раз, на серьезных спусках, я останавливал Серегу и сбегал с камерой вперед. Даже Мишка не комментировал наши остановки, понимая, что вид спуска заслуживал того. Потемкинская лестница в Одессе казалась родным, ровным и покатым Морским проспектом в Академгородке. Вопрос о том, как будем выбираться обратно, я себе не задавал, так как не знал ответа.

Какие спуски – такие и подъемы. Машины карабкаются в облака, и из-за вздыбленного капота не видно дороги. Слева степь Самаха выстлана золотом и расчерчена зеленью леса. Придавлена к реке каким-то дальним хребтом, из-за прозрачного воздуха, кажущегося не далеко, рядом. Величественную панораму дополняет изумрудная река в партере и белые облака в ярко синем небе, одеты залихватски набекрень на дальние снежники на галерке. Красотища! Только русский человек, любуясь подобной картиной, может материться от переполняющего его восторга. И передать простыми словами ни открывающийся перед нами пейзаж, ни наши выражения, не возможно. Это надо видеть. И слышать…

Ехали долго, но проехали мало. Дорога вывела к ровному берегу реки, на поляну среди огромных вековых елок. Невдалеке видна стоянка казахов. Нам надо взять барашка, и уже хочется проверить байки про зверских харюзов. Ставим лагерь, Мишка достает из машины импортный сучкорез и за 10 минут обеспечивает дровами на всю ночь. Непоседа Лёха решает метнуться на гриву, чтобы снять сию живописную панораму. Лёша ниже всех из нас ростом. Просто тренировки на борцовском ковре не дали ему времени вытянуться. Если я скажу, что он немногословен – буду неправ. Друзья обидятся на меня и скажут, что я обозвал Лёшу болтуном. Через полтора часа в видоискатель камеры уже с цифровым 160-кратным увеличением видим крохотную точку, передвигающуюся на фоне голубого неба к вершинке. Я живо представляю себе этот марш-бросок, и всё моё существо скукоживается и умоляет не фантазировать. Успокаиваю его и поворачиваюсь к Лёхе спиной. Идем на переговоры по закупке барана.

Спрашиваем аборигенов, есть ли впереди еще стоянки. Нет, говорят, это последняя. Покупаем барана, получаем его через полчаса уже освежеванного. Праздничный ужин (поминки по барашку) проходит под знаком свеженины. Кроме барашка удалось поймать общими усилиями двух харюзов и несколько их внуков и племянников. Намаялись по медленной и нелегкой дороге так, что после плотного ужина все пали как на поле брани.

(Продолжение следует?)
[/COLOR]