Вот, на суд людской


Мешок моркови
- …Мешок моркови. Один. Фасоли… хм… фасоли, пожалуй, два мешка. Да. Два. Так, два фасоли и… О! да! И огурец! – старик Чусовой довольно прищурился на запотевшее окно электрички…
Лениво косил дождь. Он косил уже целую вечность – никто не мог вспомнить, когда он начался. И уже никого не интересовало, когда он кончится. Насморочное небо зябко куталось в призрачные тучи. На пустых полях оглушительно зевал ветер. На далеком шоссе из ниоткуда в никуда деловито шныряли автомобильчики… И лишь одно нарушало гармонию.
- Ага! Точно! Два – фасоли, один – моркови. Ха! И огурецсс, - бормотал одинокий дед, слюняво шлепая по грязной проселочной дороге.
Там, там, впереди, в этой бесконечной равнодушной каше, между зловеще-черными от нескончаемого дождя щитовыми домиками соседей; там, в сыром, могильном холоде погреба лежат они. Они лежат в противных жестких мешках из-под сахара, упакованные для верности еще и в простую мешковину. Лежат и покорно ждут, пока их под руки выведут на свет божий из ямы и любовно уложат в тележку на двух колесиках. И совершат они свой последний путь под песнопения стихий, слушая, как их верный раб нежно повторяет их имена:
- Значит так: два мешка фасоли, один мешок моркови и… огурецсс! Да-с!

ПОЛНОЧЬ

Да и того даже нет, ничего нет, только тишина и успокоение. Да и слава богу.
Л. Н. Толстой
Как-то в полночь в час угрюмый…
Эдгар По (пер. К. Бальмонта)
Полночь крадется по коридору, мягко шурша занавеской на окне. Она крадется, обволакивая всё и вся своею сущностию. Полночь никогда не бывает видно или слышно, просто вдруг понимаешь, что в комнате очень тихо. Так тихо, что кажется, будто отключили звуки. Всё, она уже с тобой, и она не угомонится до самого утра: ведь ты на ее территории.
Тишина становится плотнее, она затвердевает как бетон, как цемент сковывая все твои мысли. Это не звенящая Тишина дня, нет. Это вопиюще немая Тишина ночи. Полночь уже не двигается. Она смотрит тебе в глаза, в упор. Этот леденящий душу взгляд пьянит и подчиняет себе; ты под гипнозом. Все занятия отходят на второй план: начинаешь читать книгу и отвлекаешься на что-то, вернее просто цепенеешь, все валится из рук и руки безвольно повисают.
Вдруг резко тишина распадается на мириады осколочков – скрипнула дверь, послышались еле различимые шаги в коридоре – кот проснулся и отправился на кухню по каким-то своим, одному ему ведомым, кошачьим делам. Он спугнул ту птицу, которая держала тебя своей жесткой лапой за мысли и обнимала мягким плотным крылом тебя самого. Невольно на ум приходят строки из стихотворения «Ворона» Эдгара По. По спине стайкой пробегают мурашки. Как из темного подъезда на солнечную улицу, как из теплого дома под резкий ветер, так ты очнулся от Ночной Тишины. Но Полночь еще здесь… спи.

Последняя ночь
Тюль доброжелательно треплет его по спине, скрежеща кольцами по карнизу. Он высовывается наружу, и тут же морозный северо-западный ветер ледяной лапой наотмашь бьет по уху, рвет усы, заставляет прищурить глаза. Викентий втягивает голову в плечи и зябко ежится.
В доме напротив горит несколько окон. Несколько желтых, пара мертвенно-голубых. Окно в центре светится тяжело-багровым.
«Плотные шторы, - думает он. – Тяжелые, плотные багровые шторы. Может даже с бахромой и кистями. Старые, пыльные, но очень прочные».
Ему хочется, чтобы они были непременно старыми и пыльными, но очень, очень-очень прочными. Хотя какое ему дело. Это не имеет никакого значения. Луна уже зашла. Сегодня не полнолуние, как хотелось бы ему. И луна, похожая на ухмыляющегося демона, не смотрит с презрением и усмешкой на Викентия. Она уже черт знает где, и его это уже не волнует. Новый порыв ветра доносит слабый запах сигарет. И кто же может курить в такую минуту?! Ну и люди…
Внутри, в кухне проснулся холодильник, заставив Викентия вздрогнуть. В это же мгновение какая-то подлая снежинка попала в нос. Пришлось чихнуть. Ох, как бы никто не проснулся и не помешал ему.
«Как увидит кто, сразу схватит за ногу и стащит с окна» - мрачно думает он. Но вроде все тихо. Все спят.
Последняя ночь, последние снежинки на щеках. Всё, всё… Надо наслаждаться этими последними мгновениями. Но… надо решиться и спрыгнуть. Он должен это сделать, не то…
Черт! Кто-то все-таки проснулся, шлепает по коридору. Надо спешить.
Недовольный Викентий тяжело прыгает. После нескольких мгновений гробовой тишины на кухне раздается его вопросительное «мя-я-у?».
Всё. Завтра, то есть уже сегодня окно заклеят.

Жду отзывов и комментариев

Вы профессионально рисуете!
Мешок моркови Дед получился не плохо но мне не понравилось такое выражение как "...Там, там, впереди, в этой бесконечной равнодушной каше, между зловеще-черными от нескончаемого дождя щитовыми домиками соседей; там, в сыром, могильном холоде погреба лежат они. Они лежат в противных жестких мешках ..." ассоциация с покойниками

ПОЛНОЧЬ глюкогенно особенно здесь "...Полночь уже не двигается. Она смотрит тебе в глаза, в упор. Этот леденящий душу взгляд пьянит и подчиняет себе; ты под гипнозом. Все занятия отходят на второй план: начинаешь читать книгу и отвлекаешься на что-то, вернее просто цепенеешь, все валится из рук и руки безвольно повисают..."

Последняя ночь пожалуй самый удачный (на мой взгляд)

"Эссе" - подразумевает концентрированую Мысль. Возможность и способность кратко и емко донести законченную эмоцию, идею, вывод. Не словоблудие и "шаловливые" словесные комбинации...

Где ?

Вот еще путевой очерк

Путешествие из Новосибирска
Так я сделал еще одно важное открытие: его родная планета вся-то величиной с дом!
Антуан де Сент-экзюпери «Маленький принц»
Яркое утреннее солнце светило в мое окно. Почти все мои соседи еще спали, и не удивительно – шесть утра. А я любовалась замечательным утренним небом и считала столбы.
Мы сели в поезд Новосибирск – Адлер накануне поздно вечером и почти сразу же легли спать. То есть все легли спать, а я смотрела в окно до тех пор, пока ничего нельзя было уже разобрать во тьме июльской ночи. Вот и утром я проснулась раньше всех и стала смотреть в окно. Полчаса назад был Омск, следующая большая остановка – Исилькуль. Вид за окном был довольно однообразный – степи да болота. И березы. Местами попадались целые мертвые березняки – одни березовые стволы без веток торчат над болотными кочками. Мимо проплывают деревни, деревеньки и отдельно стоящие домики. И как только могут люди жить на одном большом болоте?!
Мы были в дороге уже восемь с лишним часов, расстояние преодолели порядочное, но у меня не было чувства, что мы далеко от дома. Несколько часов ехали по Казахстану – другой стране! И то же: ну не ощущала я той дали, что отделяла меня от Новосибирска. Около Исилькуля мелькнули сосны. Это задело что-то в моей душе – родные сосны! – но не более того. Тем не менее, это не мешало отмечать про себя кое-какие детали. Например, я заметила, что практически все коровы, провожавшие наш состав равнодушным взглядом, рыжие. В окрестностях Новосибирска коровы в основном более классической раскраски – черно-белые.
В Челябинске я вышла на перрон вместе с соседями «подышать свежим воздухом». Поднявшись на мост через пути, я спросила себя: «Ну, далеко дом?» «Нет, - честно призналось мое воображение. – Посмотри, тут все почти как у нас». Да, вокзал другой, город за вокзалом тоже, но такое могло быть и в четырех часах пути от Новосибирска. Тогда я подумала: «наверное, Россия – везде Россия, и я везде буду чувствовать себя дома». Приняв эту концепцию, я спустилась к своему вагону как раз вовремя, чтобы присутствовать при одной сценке.
Моя соседка по вагону подозвала женщину, продававшую лаваши. Та поспешила к ней, крича: «Возьмите лаваш! Горячий-горячий! Возьмите!». И уже пряча деньги, повторила: «Горя-а-ачий! Только он остыл…».
Улыбаясь, я вернулась на свое место, а уже через несколько часов мы увидели Урал.
И увиденное заставило меня отвергнуть свою «Челябинскую концепцию».
А покидая поезд в Сочи, я уже знала:
Россия – огромная страна. Она протянулась с запада на восток на многие километры. Сибирские кедры и южные пальмы, горы и степи – все здесь, в России. У нас большие сугробы, а у них виноград на балконе и слива под окном.
Россия – наш дом.
А сколько в нашем доме подъездов и этажей?

Не знаю...а мне понравилось..все рассказы прекрасные..

вот еще коротенькие зарисовки, совсем уж маленькие, без претензий на "эссе"


Изобретатель
Дед, довольно щурясь, осмотрел свою рукопись. Лист был усеян маленькими загогулинками в разном сочетании друг с другом.
- Лашата ми кантаре… - усмехнувшись, прошептал он.


***

Это был изможденный и какой-то выжатый мужчина неопределенного возраста. Взгляд его ясно давал понять, что ему досмерти надоели люди. Он то и дело доставал, морщась, из кармана брюк мобильник и обреченно отвечал: "Я перезвоню..."

После долгих раздумий я решила выложить еще Это. Ругайте меня (только ногами не бейте), но мне кажется, что и в этом, написанном спросонья, с позволенья сказать, произведении, есть Что-то. Те, кто видят сны, думаю, меня поймут.

Уснуть… и видеть сны?
Шекспир
И увидел я отверстое небо…
Откр. ХIХ, 11
Полный сюр!
Юля Р.

Она заснула и увидела…
…
Она заходит в комнату и видит на полу у открытого окна нечто. Это темное и бордовое, на вид – чугунное. Это лежит в полосе солнечного света. Она подходит и достает из этого бордовый сапог. Сапог у нее в руках начинает уменьшаться и становится размером с ладонь. Какое-то воспоминание проскальзывает в ее голове. Она поворачивается к окну и видит там дверь, через которую вошла в комнату.
Окно.
Длинный коридор с множеством дверей. На полу рыжий ковер, наверху горящие лампы. Надо идти налево. Надо торопиться.
Бежать!
Она слишком поздно осознает, что не надо было поворачиваться к этому спиной. Боковым зрением справа от себя она замечает свое отражение в дверце шкафа. Она начинает бежать. Ее отражение срывается с места и бежит вместе с ней . Около правой ноги бежит ее пес. Не лая, не скуля, не оглядываясь, не останавливаясь. В его глазах застыл
Ужас!
Она пробегает мимо окна, из которого бьет слепящий июньский свет. Не останавливаться. Это сзади, за спиной.
Она не слышит грохота распахнувшейся двери, не ощущает летнего зноя. Яркий солнечный двор. Пустой двор. Это сзади.
Из-под ног вылетает воробушек и громко чирикает. Она бежит. Ничего не слышит, ничего не ощущает кроме
Ужаса!
Глаза готовы убежать вперед нее, ведь они видят конечную цель. Железная дверь.
Дверь приоткрыта, за ней две комнаты. Там был ремонт: стоят какие-то доски. Окно без карниза и штор. Без рам.
Дверь уже близко. Это еще ближе.
В смежной комнате прятаться негде. Здесь можно залезть под доски, прислоненные к стене. Но мне туда не пролезть. Его я уже спрятала. Им его не найти. Я уже сама не знаю, где он. Это хорошо. А я стою у двери.
Она забегает в подъезд. Хлопнувшая железная дверь отсекает душный и жаркий воздух. И тут она понимает: это не сон. Но думать некогда – это дышит в спину. Вверх по лестнице. Пес мимо нее убегает вперед. И останавливается. Пролета нет. В солнечном луче, повисшем в пустоте, пляшут пылинки.
Свет за окном не солнечный и не электрический. За окном ничего нет. Я отмечаю это подсознательно. Я стою напротив окна у двери и жду их.
Я сжала кулаки и закрыла глаза.
Она взмахивает руками и прыгает. Там последний этаж. Бежать дальше некуда.
Никуда не деться. Я не спрячусь. Я бросаю вызов им. Но их нет. Есть окно и я бросаю вызов ему.
За ним ничего нет. За мной – тоже.
Окно пустое.
Пес остался внизу. Он не может так прыгать. Она забегает в открытую квартиру и подходит к окну.
На окне нет занавесок. Оно без рам. За ним яркий июньский свет.
Шаг с подоконника, и она расправляет крылья.

хорошо ,отлично и прoсто супер. продолжайте писать ;) удачи..

Эх...вы прекрасно пишете, мне очень нравится..

Goodbye, America, oh…
Тусклая лампа. Полумрак. Темное окно. Желтоватые шторы. Легкий сквозняк, тихий шорох.
Игрушечный щенок. Книга. Смятое покрывало. Тапок. Один. Полотенце на спинке стула. Стол. Пустой стакан, крошки. Призрак ужина.
О, второй тапок! Отсвет от лампы на дверце шкафа.
Дверь. Шаги в коридоре. Голоса. Смолкли.
Мотылек. Странная тень.
Скучно.

еще кое-что


Как она там, в тумане?
Мы выходим за ворота. Широкая проселочная дорога сразу делится на две, но мы, перешагнув приютившуюся в колее лужицу, выходим на луг. Первые же наши шаги по настоящему Луговому Разнотравью отмечаются радостными взбрызгами: маленькие кузнечики с характерным потрескиванием разлетаются из-под наших ног.
Мы движемся по лугу к рыжему коню, пасущемуся под тремя развесистыми березами. Мальчик первый увидел его и потянул женщину за руку: «Ма, смотри – лошадь!» Теперь он ускакал вперед, а она не спеша идет следом, изредка наклоняясь, чтобы сорвать пару-тройку ягод дикой клубники, растущей здесь маленькими полянками.
Мимо моей руки прожужжал шмель и с разлету приземлился на одинокий ярко-розовый цветок чертополоха, да так, что тот закачался. Надо мной, перекаркиваясь, пролетели две вороны. Мальчик уже добежал до коня и зачарованно на него уставился. Рыжий конь, помахивая длинным хвостом, продолжал щипать траву, но выпуклый коричневый глаз уже внимательно следил за чужаком. Оглянувшись на мать, мальчик сорвал несколько травинок и нерешительно протянул животному. «Нет, нет, не так!» - женщина тоже сорвала пучок травы и показала сыну раскрытую ладонь. «Надо давать вот так, а не в кулаке. Смотри!» И она протянула ладонь коню. Вытянув шею, он осторожно собрал губами угощенье и благодарно фыркнул. «Понял? Теперь сам, ну же, не бойся…»
Я еще немного понаблюдала за ними, но потом повернулась и, не оглядываясь, пошла прочь.
Стрекотали кузнечики, далеко, наверно в деревне, лаяла собака. От луга приятно пахло медом, сухой травой, летом и еще чем-то до боли знакомым и родным. В синем июльском небе обиженно висели последние безобидные тучки, оставшиеся после вчерашней грозы. Между ними медленно и грациозно описывала круги большая хищная птица.
А где-то далеко-далеко, в безумно далекой от всего этого городской квартире, на моем подоконнике цвела красная роза и из старого радиоприемника на кухне звучала «Ave Maria»

***

- И все-таки, - тут он опять задумался. По столу ползла муха, обнюхивая черствые крошки, которым уже черт знает сколько лет.
- Муха, а сколько лет тебе? – вдруг спросил он вполне приличным голосом. Муха остановилась, кажется, плюнула и улетела в открытое настежь окно. Он опять остался один.
В голове высокий женский голос воскликнул: «Ах, подите к чорту!». Именно так, через «о».
Он поднял глаза.
- А все-таки она… - в пошло-голубом небе пошло, как всегда, ползли все те же облака. Они ползли по небу, ползли, ползли, полз… ли… Взгляд начинал «залипать», мысли в голове путались, конфузились и замолкали.
Вдруг чей-то голос отчетливо произнес:
- Окстись, окаянный.
До него даже не сразу дошло, что это его голос. Зато наваждение прошло, взгляд оторвался от облаков. Он вздохнул, сделал серьезное лицо и Очень Серьезным голосом настойчиво повторил:
- И все-таки она вертится!
И в этот момент женский вопль и визг тормозов снова отвлек его и заставил свеситься из окна.

Все, комментаторы помЁрли!
мое мнение вы знаете

Эх, снова я здесь!... Стряхну пыль с темы, может это к чему-нибудь и приведет..
Очередная Зарисовка

Я отыщу корень дягиля - сделай меня веселей.
Ветви березы - прочь, демоны, прочь!
БГ

Несмотря на то, что на улице был душный июльский полдень, в лаборатории ощущалась приятная свежесть. Старый гриб Ян Яныч с удовольствием потянулся и проворковал: «И мое сердце остановилось, тара-та-а-ам-там замерло…» Ему нравилась его новая работа. Такой работы, как эта, у него никогда еще не было. Все в ней было замечательно: и тихая лаборатория посреди леса, и чудесный вид из окошка (Шишкин да и только!)… и старенький, но шустрый компьютер с выходом в Интернет… Ну что еще для счастья надо? В чем заключались его прямые обязанности, никто толком сказать не мог, и новый сотрудник посвящал все рабочее время изучению глобальной сети, руководствуясь занимательной книжкой «Интернет для чайников» с чудесными картинками и заманчивыми обещаниями на обложке сделать читателя «властелином всея сети».
Ян мечтательно повел носом и потянулся к клавиатуре. Enter…
За соседним столом молодой человек работал на новеньком ноутбуке. Он сидел здесь по несколько часов каждый день и все это время набирал какой-то текст. В прохладной тишине раздавался приятный цокот клавиш, да доносилось изредка кошачье мяуканье.
Этот незнакомый юноша понравился Яну с первого дня. Кто он, зачем здесь сидит и что ежедневно набивает, Ян, конечно же, не знал, но… но он так гармонично вписывался в окружающую обстановку, что уже трудно было себе представить это места без его силуэта на фоне окна, без регулярно раздающегося мяуканья «помощника». У Яна такого «помощника» не было, но он стеснялся попросить, чтоб его установили.
Пока Ян Яныч предавался рассуждениям, компьютер вывел на экран результат поиска. Пред его алчущим познания взглядом выстроился ряд картинок. С первой на него сурово взирала женщина в красном платке. «Не болтай!» гласил поднесенный к губам указательный палец. Ян издал торжественное «А-га!». Старательный Гугл выискал в закромах глобальной сети коллекцию старых плакатов. Здесь была и «Родина-мать», и «Не болтай у телефона», и даже пугающее черное «Женщина, учись грамоте!». Правда каким-то чудом сюда же затесалась картинка Норманна Рокуэла с отважными скаутами, непонятным образом заламывающими пальцы в своем нелепом приветствии. Но Яна это нисколько не расстроило. Он откинулся на спинку шаткого креслица и тихо радостно рассмеялся.
Когда он замолчал, в тишине снова мяукнул «Word». Молодой человек уже давно привык к чудачествам своего соседа и не обращал на них внимания.

Плотное такое письмо, текст притягивает. Но есть ощущение незавершённости, причём не умышленной недосказанности, а именно того, что автор не знал, как закончить. Может, он и знал, но у меня как у читателя остаётся именно такое впечатление.

Интересненько... но скажу честно: из всех ваших произведений мне понравилась "Полночь"... кот, который спугнул тишину... Мне понравилось!!!!

2 Второе Я


захотелось пройтись по прозе. Понял, что ваше творчество неможет оставить равнодушным...